Властелин ночи - [75]

Эмили посмотрела на металлические ограждения стола.

– Тебе стало теплее, отец?

– Значительно теплее.

Поначалу Де Квинси буквально трясся от холода. Но его так плотно завернули в простыни, что он не мог даже дрожать. Словно бы ему ввели какой-то препарат, парализовавший его. А вскоре для дрожи не осталось никаких причин, поскольку тепло, выделяемое его телом, не выходило наружу. Какое-то время Де Квинси чувствовал себя комфортно, но затем жар стал почти невыносимым. Пот стекал по лбу и заливал ему глаза.

– Эмили, будь добра, вытри мне лицо.

Она выполнила просьбу, но тут же нахмурилась:

– Ты очень горячий.

– Это вода в том кувшине на столе?

Эмили налила воды в стакан, приподняла голову Де Квинси и он смог сделать несколько глотков.

– Когда все это закончится, тебе нужно взять за правило пить больше воды, – заявила она.

– Но пока крысы в моем животе требуют чего-то большего, чем простая вода.

– Скоро рассветет, и откроются магазины, – успокоила его Эмили. – Никогда не думала, что буду так радоваться, покупая тебе лауданум.

– До этого еще долго ждать. Щека сильно болит? Эти швы придают тебе очень страдающий вид.

– Нет, она просто онемела.

– Что ж, иногда это все, на что мы можем рассчитывать.

– Отец, ты заметил одну странность? Когда доктор Уэйнрайт спустился по лестнице и увидел, в каком состоянии находятся Кэролайн и Стелла, то обратился к ним по именам. Но минуту спустя, как и сейчас, он уже называл их «леди Кавендейл» и «миссис Ричмонд».

Простыни все сильнее сдавливали тело Де Квинси, пропитавшись его потом.

– Да, он знаком с Кэролайн и Стеллой намного ближе, чем хочет нам показать. – Де Квинси тяжело вздохнул. – У тебя еще остались деньги из тех, что выслал мне издатель?

– Я расходую их очень экономно.

– Значит, ты сможешь, когда пойдешь в город за лауданумом, отправить телеграмму.

– Какую телеграмму?

Сморгнув с глаз пот, Де Квинси объяснил, куда и какое именно нужно отправить сообщение.

– К полудню мы должны получить ответ, – добавил он.

Эмили коснулась его шеи, и ее пальцы были так освежающе прохладны, что Де Квинси поначалу решил, будто дочь пытается облегчить его страдания. Но затем понял, что Эмили нащупывает его пульс.

– Отец, ты можешь медленно досчитать до шестидесяти? Примерно с такой скоростью: тысяча один, тысяча два и так далее.

– Да, могу.

– Тогда начинай.

Сосредоточившись на счете, Де Квинси ненадолго отвлекся от удушающих объятий простыней.

– Шестьдесят, – закончил он.

Эмили убрала руку с его шеи.

– Твое сердце бьется с частотой сто сорок ударов в минуту.

– Судя по твоему лицу, это не очень хорошее число.

Стучавший по крыше чердака дождь начал стихать. Доктор Мандт лежал на койке, надеясь все-таки уснуть в наступившей тишине.

«Думай о том, как сядешь в самый скорый поезд до Ливерпуля, – мысленно приказывал он себе. – Думай о том, как окажешься на самом быстроходном корабле, следующем в Америку, не на парусном судне, а на пароходе, способном всего за шестнадцать дней доплыть из Англии в Соединенные Штаты. Думай о деньгах, что дожидаются тебя в Нью-Йоркском банке. Думай…»

За дверью скрипнули деревянные ступени.

Русский добрался до верхней площадки узкой лестницы. Он поднимался медленно, осторожно заглядывая в дверь на каждом этаже, прислушиваясь и лишь затем продолжая подъем. Он старался шуметь как можно меньше, но, несмотря на все предосторожности, нестроганые доски скрипели под его тяжестью.

Русский приложил ухо к последней двери, но ничего не услышал. Затем аккуратно отодвинул запор и надавил на дверь, но она не поддалась. Он начал подбирать ключ к замку, и один из тех ключей, что он принес с собой, подошел. Русский попытался повернуть его и понял, что замок уже открыт. Это могло означать лишь одно: кто-то запер дверь изнутри.

Когда скрип шагов затих, обеспокоенный доктор Мандт поднялся с койки, сосредоточив все внимание на двери. Он не смог бы разглядеть ее в темноте, но сквозь щели пробивался свет фонаря.

Он нащупал корзину, в которой ему принесли ужин: хлеб, сыр и кусок вареного окорока, давно уже съеденные, и бутылки с напитком, который доктор Уэйнрайт называл тонизирующей водой, давно уже выпитым. Мандт взял одну из пустых бутылок на случай, если придется защищаться. Затем его дрожащие пальцы коснулись какого-то другого предмета, лежавшего на дне корзины, и перепуганный Мандт решил положиться именно на него.

Его сердце бешено застучало, когда кто-то поскреб по двери.

– Доктор Мандт, – прошептал по-немецки мужской голос. Однако в нем слышался русский акцент, очень хорошо запомнившийся Мандту за то время, что он провел в России, заботясь о здоровье царя. – Я знаю, что вы здесь.

Грудь Мандта словно бы сдавило невидимыми пальцами.

– Доктор. – Русский старался говорить как можно тише, так, чтобы его было едва слышно. – Не нужно ухудшать свое положение.

Он снова поскреб по двери. Очень тихо, так, чтобы звук мог уловить только тот, кто находился на чердаке.

– Не стоит все усложнять, – шептал русский. – Вы попытались сбежать, но мы нашли вас. Пора признать поражение.

Он помолчал, но не дождался ответа. Тогда он расстегнул пальто, чтобы еще плотнее прижаться к двери.