Власть розового бриллианта - [11]

– А как же медикаменты, оборудование? Не боитесь кражи?

– Ой, у нас двери не закрываются. Город маленький, все друг дружку знаем. Отродясь ничего такого не бывало!

– Я вижу! – покачал удрученно головой мужчина. – Бриллиант бесценный украли? Ребенка похитили? Заметьте, все в Сумове!

– Наша промашка! – вздохнул совестливо старик. – Признаю.

– Мог Святозар воспользоваться этим выходом?

– Коль дверь есть, то и выход из нее будет.

– Даже если ребенок не здоров?

– Руки-ноги у него есть? Не глухой, не слепой. А ума много не надо! Опять же, могли и вывести мальчонку-то… под шумок. Заманить чем-то. Дитя, оно и есть дитя.

– Вот мы с Вами и выяснили, не выходя из кабинета, как Святозар мог больницу покинуть! – рассмеялся Президент. – Я отдам указания, чтобы сняли отпечатки пальцев, поискали следы… Эх, спецы называются! Надо же, не смогли найти аварийный выход! Так что Кузе – отдельная благодарность! Будут у него настоящие офицерские часы. Со своей руки сниму.

– Ремня ему надо всыпать, а не часы дарить! – отмахнулся дед. – Как с ним справиться, ума не приложу!

– Оставьте ребенка, Иван Ксенофонтьевич! У него большое будущее в разведке, а то и бери повыше… Да, и держите связь с премьер-министром. Надеюсь, он ничего не подозревает?

– Неужто я своего дела не знаю? А брильянт найдем, прошу не беспокоиться. И мальчонку…

– Благодарю за службу, Иван Ксенофонтьевич!

Старик бодро поднялся со стула и уважительно поклонившись, оставил Президента в одиночестве.

-5-

Если пройти вдоль трещины в асфальте, разделившую площадь города Сумов как арбуз, ровно посередине, а потом спуститься вниз по узкому и извилистому переулку со смешным названием «Гусиная тропка», то обязательно уткнешься в пруд, кишащий глазастыми лягушками. На самом деле, это не природный водоем, а бывший фундамент разрушенного храма. Когда-то он вмещал в себя все население близлежащих деревень, а теперь осталась одна стена, торчащая как единственный зуб во рту старика. Старожилы утверждали, что храм этот – особенный. Не потому, что выделялся особой статью белоснежных стен и золотым блеском луковичных куполов, а необыкновенной фреской, написанной на штукатурке. С нее смотрела на прихожан женщина с глазами, наполненными Любовью, болью и состраданием. Она как будто обращалась к людям, делясь своим горем, но вселяя надежду. Многие безутешные женщины приходили к изображению попросить за своих детей, даровать им здоровья, счастливой жизни и благополучия. Не было ни одной матери, чьи бы мольбы остались неуслышанными. С годами население оставило родные края, разъехалось в поисках лучшей доли, а храм пришел в упадок, и про лик Матери забыли.

Кузя разглядел его случайно. Ради баловства он облил стену водой из пруда. В этот момент на сырой штукатурке проявился портрет женщины, смотрящей на него так, как могут смотреть только любящие матери. Мальчик долго всматривался в черты лица незнакомой женщины, пока из его глаз не полились слезы. Кузя никогда не знал молитв, но в тот момент из его уст вырвались слова:

– Матерь Божия! Ты самая чистая и светлая на Свете! Ты познала радость материнства, ты повела Сына на Крест, ты приняла его Судьбу…Твой Сын покинул Мир бренный, ловя Твой любящий взгляд… Помоги мне найти мою маму! Дай ей познать радость рядом с сыном, дай исполнить материнский долг, взглянуть в глаза ребенку, прижать к груди, защитить от беды и одарить благословлением…

Кузька шептал непонятные ему самому слова, обливаясь потоком слез. Что-то очень больное вырвалось в тот момент из его груди, разрывая наживую сердечную мышцу, вколачиваясь в мозг тысячью игл, душа за горло крепкой хваткой до остановки дыхания. С тех пор молитву он не смог повторить ни разу, но к стене приходил, здоровался, гладил ладонью по шершавой кладке и уходил, ни вымолвив ни слова. Общение с женщиной, изображенной на стене придавало ему сил на неделю-другую, а потом он возвращался снова, чтобы посекретничать, как с настоящей мамой, пожаловаться на деда, который ворчит и отказывается покупать компьютер, на одноклассников, обзывающих его «конопатой сиротинушкой» или «рыжим тараканом», на одиночество. Кузя знал, что это всего лишь рисунок неизвестного мастера, но все равно снова и снова вел с ней диалог, как с живой.

Вот и сейчас первым делом он направился к стене, где все было знакомо. Привычно показались очертания пруда, а следом до ушей донесся веселый гвалт народившихся лягушат. Кузя приветливо скользнул взглядом вверх по обнаженным кирпичам, как от неожиданности остановился. К стене была приставлена высокая лестница, на которую забрался незнакомый мужчина в газетной треуголке на голове. Он что-то кропотливо скоблил и тер, отчего с ног до головы покрылся белой сухой известью. Кузя задохнулся от ярости и возмущения:

– Эй! Убирайтесь! Вы все испортите!

Мужчина обернулся на крик и приветливо кивнул:

– Привет, пацан! Чего шумишь, здесь же храм, как никак… Лягушат распугал!

– Вы зачем стену портите? – подбоченился угрожающе Кузя.

– С чего ты взял?

Мужчина дружелюбно осклабился, обнажив ровный ряд крепких зубов.

– Вы рисунок видели? – спросил мальчик с вызовом.