Власть нулей. Том 1 - [22]
На фоне этого отчаяния вера в силу нового тысячелетия оказалась очень привлекательной. Верилось, если год станет начинаться цифрой в виде изящного лебедя, а не этого прямолинейного багра, который царил над миром тысячу лет, то ничем не оправданная пассивность уступит место разумной деятельности. Думалось, что когда стрелки часов соединятся у цифры «12» на циферблате, только от одного этого мир сразу изменится, оставит лучшее в себе и отбросит плохое. Секундная стрелка побежит, обгоняя минутную и часовую, и мир станет таким же оперативным, подвижным и продвинутым. Россия тоже сдвинется с места только от движения этой энергичной стрелки и скажет: «Дети мои, а не начать ли нам просто нормально жить, а? Ведь очень хочется жить, а не прозябать чёрт-те как ради чьих-то бредовых и разрушительных идей». Десять лет мы провели в каком-то смутном ожидании, когда же ситуация изменится к лучшему, и правительство начнёт элементарно выполнять свою работу. Свою! Не нашу. Не одолжение нам сделает, а начнёт реально отрабатывать свою высокую зарплату, какую мы им платим, недополучая заработанные деньги по несколько месяцев. Словно бы кто-то даст команду самой жизни: «Все отчёты за прошлое сдать к двенадцати нуль-нуль». И сразу же наступит будущее. А нас всегда учили, что будущее всегда светлое, так что выражение «светлое будущее» воспринимается как одно слово.
Этот «нуль-нуль» властвовал над нами. Задача только, как до него дожить? Это была такая глупая вера, которая только маленьким детям простительна, как в нехитрых и очаровательных по своей наивности стишках, какие иногда пишут на новогодних открытках, что-нибудь вроде: «Пусть таким, как мы мечтаем, будет год и все ожидания исполнит, и с собою счастье принесёт, и сердца нам радостью наполнит»! Короче говоря, крутись-вертись как хочешь, год, но дай нам то, что не дал твой предшественник, гад такой!
Вся ответственность за проблемы людей заранее и торжественно вручается Новому году, веку или даже следующему тысячелетию. А ответственность за различные несуразности этого общества в прошлом возлагается на закончившийся год, век или хотя бы последнее его десятилетие.
С приходом нового века в России появились такие понятия, как психология девяностых годов, беспредел девяностых, преступная политика девяностых и даже феномен девяностых. «Мы не потерпим, чтобы преступная политика девяностых годов повторилась!» – решительно заявляют теперь те, кто явно не в детский сад ходили в эти самые девяностые. Они именно за эти «преступные девяностые» наворотили такой «политики», что стали людьми весьма состоятельными, не обладая при этом никакими явными и скрытыми талантами. «Здесь вам не девяностые годы!» – гордо отвечают вчерашние ларёчники сегодняшним рэкетирам в милицейской форме. Не изменилась ни одна статья УК в том плане, что убийство, кража в особо крупном размере, доведение людей до самоубийства по-прежнему считаются тяжкими преступлениями, как это было и в 90-ые годы, и всегда. Но вот что чудесно: словно бы по какому-то негласному соглашению принято считать, что в девяностые можно было эти преступления совершать, особенно чужими руками. Годы такие сволочные были, что поделаешь. Годы виноваты, а не люди. Словно бы эти 90-ые годы в сознании нации стали некой индульгенцией, и всё, что в них было наворочено – как бы не грех. Нет, это грех сейчас, но если был совершён в 1990-ые годы, то как бы уже выкуплен. Успел делец «уложиться» в делишках в эти самые 90-ые – вроде как и молодец. Ходорковский попробовал уже в новом веке «борзеть» на манер девяностых, сразу дали понять: ан нет, ужо нельзя – десятилетие не то. Опоздал, касатик, так что посиди, подумай о течении реки времени, о влиянии смены века на чьи-то пустые мозги. Словно бы выговаривают человеку, что он полез купаться, когда уже осень началась:
– Вот пару-тройку месяцев тому назад можно было, потому что тогда девяносты… то есть лето было. А теперь наступило другое десятилети… тьфу ты – время года, поэтому нельзя. Не успел вовремя сухим из воды выйти, кто ж тебе виноват?
А что там этот Ходорковский по сравнению с уркаганами от политики и беспредельщиками от экономики, которые в девяностые годы таких дел наворотили, что 150 миллионов россиян из уважаемых и смотрящих с уверенностью в завтрашний день граждан мигом превратились в запуганную, нищую и спешно вымирающую массу без будущего? Так, интеллигент-неудачник с человеческим лицом и правильной речью в отличие от опухших рыл и обрюзгших рях косноязыких и словно бы полуграмотных воротил жизни прошедшего десятилетия. И ряхи эти даже не то, чтобы перед законом никогда не дрожали, а и мысли такой не допускали, что этот самый закон может их хоть как-то тронуть. Он не для них написан, а под них. Не они ему служат, а он – им. И вроде бы нельзя так с законом-то обращаться ни в одной стране, да и в той же России вроде тоже нельзя, но вот в девяностые годы вроде как… можно. Было.
Так в общественном сознании и закрепилось: нельзя убивать, прелюбодействовать, воровать, унижать личность, не выплачивать зарплаты, врать избирателям, но – есть небольшое такое «но». Если это имело место быть в девяностые годы, то оно вовсе не преступление, а даже, скорее, норма. Народу трудно понять эту норму, народ ведёт такие диалоги:
Инженер Иван Ильич сошёл с ума словно бы на пустом месте, узнав о себе то, что и так давно всему миру известно. Природа сумасшествия такова, что чаще всего кажется, будто это внешние силы доводят до безумия. Хотя никто так не сводит человека с ума, как он сам.
Существует несколько тысяч самых разных фобий. Чему только люди не умудрились приписать угрозу: острым предметам, тупым ножам, чёрным кошкам, белым воронам, красивым женщинам, просто женщинам, вообще всему женскому, цветам и растениям. Ах, от них же аллергия! Модная нынче болезнь. У некоторых эта аллергия буквально на всё, включая самого себя. Навязчивый страх, неподдающийся объяснению, заставляет находить опасность буквально во всех стихиях: от воздуха и огня до металла и дерева.Падение одного дерева может повлечь за собой события, которые до этого мало кто додумался бы прогнозировать.
Произведение посвящено теме забастовок на российских предприятиях в постсоветские годы. Чтобы убедить строптивых граждан в необходимости перетерпеть все те невзгоды, которых посыпались на их головы в связи с внедрением «великих реформ», какие только риторические приёмы не использовались.
«Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те.» Источник: Антонина Тодорова «Пусть было так»Книга издается в авторской редакции.
Владение словом позволяет человеку быть Человеком. Слово может камни с места сдвигать и бить на поражение, хотя мы привыкли, что надёжней – это воздействие физическое, сила кулака. Но сила информации, характер самих звуков, которые постоянно окружают современного человека, имеют не менее сокрушающую силу. Под действием СМИ люди меняют взгляды и мнения в угоду тем, кто вбрасывает информацию на рынок, когда «в каждом утюге звучит». Современные способы распространения информации сродни радиации, они настигают и поражают всех, не различая людей по возрасту, полу, статусу или уровню жизни.
Коровой могут обругать и неуклюжего человека, и чрезмерно терпеливую женщину с большими, «воловьими» глазами. В России корова является непременным атрибутом деревни, а в городе её можно увидеть только разве в специальной цирковой программе. В то же время у некоторых народов корове посвящены целые культы, а самая большая сура Корана названа её именем. Корова даёт человеку так много, что нет смысла перечислять, но рассказы данного сборника всё-таки посвящены людям. Людям, которые в определённых жизненных ситуациях чувствуют себя так же неуютно, как корова в городе, или, как ещё говорят, столь же неловко и неустойчиво «как корова на льду».
Место действия новой книги Тимура Пулатова — сегодняшний Узбекистан с его большими и малыми городами, пестрой мозаикой кишлаков, степей, пустынь и моря. Роман «Жизнеописание строптивого бухарца», давший название всей книге, — роман воспитания, рождения и становления человеческого в человеке. Исследуя, жизнь героя, автор показывает процесс становления личности которая ощущает свое глубокое родство со всем вокруг и своим народом, Родиной. В книгу включен также ряд рассказов и короткие повести–притчи: «Второе путешествие Каипа», «Владения» и «Завсегдатай».
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.