Власть над водами пресными и солеными. Книга 2 - [45]

- Тогда попросишь защиты у младшего принца. Он тебя в обиду не даст.

- Ты меня у него выкупишь? - с надеждой и одновременно со страхом спрашивает она.

- А ты разве рабыня?

- Нет. Я свободная. Просто я подумала, тебе же нужна моя...

- Ни твоя душа, ни твоя жизнь, ни твоя служба мне не нужна. Поорешь несколько минут - и вольна бежать на все четыре стороны. Заметано? - и я протягиваю черную руку с длинными, как ножи, когтями. Человеческая кисть тонет в моей, но на лице женщины - счастье, огромное и яркое, сияющее даже в ослепительном свете сотен язычков пламени.

Кто ж знал, что зрелище извлечения суккуба из Черной Фурии заставит это счастье без всякого перехода смениться таким же всепоглощающим ужасом? Я же до этого никогда из ламии в суккуба не перевоплощалась и не знала, как это происходит...

Теперь-то я в курсе, что тулово Фурии начинает раздуваться, раскачиваться, завязываться в узлы в диком танце, голова ее растягивается, распахивается, будто врата геенны, а изо рта лезет, распяливая все еще человеческие губы, багровотелая тварь с голодными глазами маньяка.

Как она не умерла, бедная бабенка - не понимаю. Поистине, женщины - несгибаемые создания. А эта еще и машинально стянула свой наряд, вручила его суккубу и даже принесла полотенце, чтобы я вытерла с кожи потеки ядовитой слюны, оставленные ламией.

- Мерси, - квакнула я, отряхиваясь и приглаживая волосы, стоящие дыбом после негигиеничного, неопрятного - да попросту отвратительного - перевоплощения.

- А с этим что делать? - борясь со страхом, моя новая подружка указывает на шкуру ламии, лежащую на полу, как последствия линьки детеныша какого-нибудь Ёрмунганда.

- Не обращай внимания, сама испарится! - отмахиваюсь я. Все эти хвосты-когти-чешуя - из эктоплазмы. А потому превращаются в слизь и растворяются в воздухе, как только лишатся магической основы, придающей им форму.

- А-а-а-а... - Ее глаза впериваются в мое скомканное лицо с вывернутым и разорванным ртом, валяющееся у нас под ногами. Оно уже оплывает, словно нагретый воск.

Я тем временем влезаю в бриджи и рубаху. В состоянии суккуба я ничего не стесняюсь, но прежде, чем подействует мое сокрушительное обаяние, должна же я подойти к королю вплотную? Скверно, если он улизнет от моей всесожигающей страсти и примется бегать по замку, пугая подданных дикими криками. Скверно для королевского имиджа. Пусть умрет достойно. Точнее, пусть умрет счастливым - тем более, что он умрет целиком. После того, что я с ним сделаю, у него не будет даже шанса на загробную жизнь.

Кивнув на прощанье, я подхожу к камину. Лепной выступ, на который следует нажать, чтобы открыть проход, светится издали, отполированный ладонями короля и его любовниц. Ну и тупица же ты, твое величество...

- Фелицата? - слышу я из недр спальни. В отличие от той, первой, эта не освещена ни единой свечечкой.

- М-м-м-м... - выдыхаю я, стараясь копировать голос брюнетки.

Ага, вот как ее зовут - Фелицата, "приносящая счастье". Оно, конечно, так и есть, вот только вопрос: кому приносящая? Уж точно не тебе, королек.

На кровати сидит чертовски красивый мужчина. Великолепное породистое лицо, отлично сохранившаяся фигура, благородная седина в ухоженной шевелюре. Прямо жалко такое убивать. Лучше б он был похож на жабу или на гиганского слизня. Подхожу ближе. Мои глаза отлично видят в темноте и улавливают новые детали королевской внешности: безвольный рот и высокомерный взгляд. Очень они его портят. Напыщен, глуп, самоуверен. Уничтожитель поневоле. Разрушитель по нечаянности. Убийца по недомыслию. Но мы, суккубы, не брезгуем никем.

- Мне там так страшно... - шепчу я, прижимаясь к королю грудью. - Можно мне к тебе?

- Мы же договорились! - холодно чеканит он. - Во время грозы и после ритуалов ты спишь там, а я здесь. И хватит ныть, что тебе страшно! Я сказал, вон! Убира... - его дыхание пресекается. Суккуб уже жует ему ухо. Слегка так жует, любовно - ни я, ни ламия, ни тем более дракон не стали бы до этого опускаться. Но суккуб блаженствует. Для нее это - аперитив перед обедом.

- Фелица-а-а-ата, - октавой ниже гудит его рассиропленное величество, - девка ты распутная... Но чтоб потом вернулась туда!

- Всенепременно, - бормочет суккуб, стаскивая с величества рубашку в кокетливых рюшечках.

Сейчас, когда голод ее развернулся во всю мощь, суккуб больше не видит короля. Его тело стало прозрачным, хрупким сосудом, в котором сплетаются и пульсируют золотые нити - по ним бегут волны драгоценной жизненной энергии, самой прекрасной еды, какой только может желать голодный демон.

Суккуб опрокидывает обнаженное тело жертвы на кровать и садится на него верхом, стиснув ногами королевские бока. Ее ногти чертят по королевской груди, глаза с жадностью наблюдают, как под пальцами вспыхивают красноватые искорки, как они бегут, сливаясь в блестящие ручейки, вниз, вниз, к бедрам, туда, где его величество уже готов осчастливить развратницу Фелицату. Суккуб восхищенно улыбается и запрокидывает голову. Давай, король, концентрируйся. Демону не нужен рот, чтобы выпить человека досуха...

Тело смертного - наркотик для демона. Оно перетекает внутрь суккуба чистым блаженством, насыщая и умиротворяя, словно ожившая река - потрескавшееся, окаменевшее под солнцем русло. Суккуб хрипит сквозь стиснутые зубы, впивается пальцами в стремительно высыхающую плоть, давит ее, будто винодел - спелую гроздь, выжимая последние капли сока. До последнего глотка, король. Отдай мне себя до последнего глотка.