Власть над властью - [105]

Через три с лишним десятилетия после освобождения крестьян энциклопедия Брокгауза и Ефрона дает такие «ра­достные» цифры состояния русского народа, осчастливлен­ного освобождением и «свободным» трудом на помещика. В 1896 году Россия вывезла за границу продукции сельско­го хозяйства на сумму 534 865 тысяч рублей. Эти деньги были отняты у крестьян владельцами земли и податью, от­няты частной собственностью на землю, отняты бюрокра­тией, поскольку лишнего хлеба у русских крестьян не было. Сельских жителей в России на это время было 109,8 мил­лиона, то есть в расчете на одного сельского жителя выво­зилось продукции на 4 рубля 87 копеек. Средняя российская семья состояла из 6,6 человека, следовательно, на одну семью приходится сумма 32 рубля 14 копеек. При крепостном пра­ве крестьянин на оброке должен был платить помещику не более 20 рублей. Если считать, что хлеб, проданный для уп­латы податей, остался в России, то что крестьянин выиграл от освобождения? Раньше платил 20, а теперь 321 рубль. А как он «роскошествовал» в своей избе! В Московской гу­бернии на один дом приходилось 8,4 человека. И 80% таких семей жили в домах 6—8 аршин и менее, то есть рубленных из бревен длиной от 4,2 до 5,6 метра. А здоровье было какое крепкое! Из 1000 родившихся мальчиков до 10 лет дожи­вали 490, а из 1000 девочек — аж 530! В Англии и Швеции, куда Россия экспортировала хлеб, средняя продолжитель­ность жизни мужчин была 45,25 года, а женщин 50,0 лет, в самой России мужчины в среднем жили 27,25 года, жен­щины 29,38 года.

Александр II освободил крестьян от помещиков и от­дал в рабство владельцам земли. Но и бюрократия захоте­ла получить свою долю. Она начала энергично вмешивать­ся в дела общины, стараясь подчинить все себе. Мы гово­рили, что общиной руководило собрание, сходка, но между сходками текущими делами управлял староста — исполни­тельная власть общины.

В первую очередь русская демократия была заменена за­падным парламентаризмом. Решение сходки стало считать­ся действительным не только при единогласном голосовании, но и при наличии двух третей голосов. В мир ворвал­ся кулак, покупающий голоса.

Далее бюрократия взялась за старост, стремясь их бюро­кратизировать, подчинить себе, а не миру. Старосты сопро­тивлялись, их подкупали серебряными медалями и именны­ми кафтанами, со строптивыми поступали круто — только в год реформы и только в Самарской губернии было сосла­но в Сибирь почти 70 сельских старост, отказавшихся под­чиняться волостным старшинам и сохранивших верность мирским приговорам.

И буржуазия, и бюрократия сняли намордники со своих мудраков и спустили их с поводков. Те, начитавшись книг западных ученых (написанных для условий Запада, причем для умных людей), со всем старанием стали хаять общину, русских крестьян и все, с этим связанное. (Нам это неслож­но представить, мы видели, что получилось, когда Горбачев спустил с цепи своих мудраков.) Одни, услышав, что в гер­манской армии в рацион солдат вводится гороховая колбаса, стали требовать от крестьян сеять и есть горох (как тут не вспомнить Никиту Сергеевича с его кукурузой). Другие из­девались над общинными наделами и прочностью традиций. Третьи обзывали крестьян пьяницами и лентяями. Кстати, о лени русского крестьянина. Те же Брокгауз и Ефрон сооб­щают, что самые «смертные» месяцы в России, то есть меся­цы, когда смертность населения резко превышала среднего­довую, — июль и август, месяцы страды, самой тяжелой кре­стьянской работы. В это время надрывались и умирали на работе слабые. Зато следующие месяцы, сентябрь и октябрь, по смертности были самыми благополучными в году.

Те русские интеллигенты, кто знал и понимал народ, но не мог донести свои мысли до царя сквозь мудраческий сло­весный понос, отчаивались: «Знаете, шибко я боюсь вашей петербургской стряпни. Уж как вы, господа чиновники, да к тому же петербуржцы, да еще вдобавок ученые, приме­тесь законодательствовать, право, из этого может выйти чисто-начисто беда, да еще какая! Знаете, мороз по коже дерет и меня, и Хомякова от одних опасений. Много мы от вас боимся, но на деле вы будете страшнее и ужаснее.

Старайтесь сделать как можно неполно, недостаточно, дур­но: право это будет лучше», — писал более ста лет назад А. И. Кошелев, но его слова подходят и к нашей сегодняш­ней жизни. Нисколько не поумнели мудраки.

В книге уже приведено немало примеров, когда мысль, ка­завшаяся правильной в столице, превращалась в шедевр глу­пости там, где она должна была внедриться в жизнь. Однако идея делократизма, к сожалению, понимается с трудом, а те, кто не пытаются анализировать, а предпочитают верить, как правило, не видят оснований верить в эту идею. Поэтому привести лишний пример — все равно, что добавить мас­ла в кашу.

Лесков описывает такой случай. Он подсел попутчиком в телегу к мужику, едущему в волость, и разговорился с ним о его деле. Мужик рассказал, что мир собрал взятку и теперь он везет ее в волость начальству. Цель взятки — добиться, чтобы волость не отправляла в эту деревню коров голланд­ской породы. Как бы этот эпизод оценил городской муд­рак? Он слышал, что корова дает молоко, и знает, что кре­стьянские коровы дают молока мало, едва 700—1500 литров в год, причем слабой жирности, а голландская корова дает 5000—7000 литров в год. Одна голландская заменяет десять российских. Но ведь одну держать выгоднее, чем десять, и по трудозатратам, и по кормам. А тут крестьянам дают бес­платно голландских коров, царь потратился, на деньги каз­ны купил, чтобы улучшить породность российского скота, а крестьяне деньги собирают и взятки дают, чтобы им этих коров не давали! Как это понимать?