Власть - [18]

— Простите, вы коммунист?

Молодой человек, внимательно разглядывая лицо обратившегося к нему старичка, недоброжелательно спросил:

— Что вас интересует?

Тощий, костлявый старичок в черном осеннем пальто и широкополой шляпе ответил ему чрезвычайно серьезно:

— Поверьте, меня это очень интересует.

Старичок шел рядом с Тебейкэ, опираясь на трость зонтика, и говорил с необычайной убедительностью:

— Меня чрезвычайно интересует… С тех пор как здесь прошли советские войска, мне удалось поговорить со многими солдатами и офицерами. Меня интересовало, как выглядят коммунисты, о чем они думают. Большое дело — познать людей, которые заменяют одно общество другим, узнать, что они думают, увидеть, как ведут себя… Я уже вам сказал, меня это все чрезвычайно интересует!

— Дрэган, слышишь, что его интересует — настоящие ли мы коммунисты?

Дрэган вышел из толпы товарищей и подошел к ним. Ему понравился этот старик, похожий на алхимика. Вероятно, по этой причине Дрэган ответил с некоторой симпатией:

— А что, Тебейкэ, может быть, и в самом деле ему это интересно?

— Конечно интересно, — настаивал на своем старичок, несколько обиженный тем, что его не принимают всерьез. — Логично ведь: если бы меня это не интересовало, я не спрашивал бы. Я профессор истории, — продолжал он, внимательно глядя на собеседников. — Коммунисты теперь выходят на арену истории. Мне хочется собственными глазами посмотреть на них, поэтому я вас и спрашиваю.

— Коммунисты вышли на мировую арену много раньше! — уточнил Тебейкэ.

Верный своей манере ко всему относиться серьезно, профессор ответил:

— Не знаю, я их не видел. Я не знаю, как выглядят коммунисты, потому и обратился к вам. Они выглядят так же, как и вы?

На Дрэгана произвела большое впечатление серьезность этого несколько странного старого человека с высохшим лицом и тоненьким голосочком. Он сразу же отметил про себя стремление профессора не скрывать своих мыслей. Ему даже захотелось взять старичка под руку и сказать ему что-нибудь ободряющее. Но он не осмелился этого сделать.

— Коммунисты такие же люди, как мы, господин профессор, — ответил он с оттенком упрека. — Или вы думаете, что коммунисты не люди?

— Вот я и хочу понять: какие они люди?

— Какие? Вот такие же, как я, как вы.

— И ничем не отличаются?

— А чем им отличаться? — Настойчивость старика несколько смущала Дрэгана. — Вот что, профессор, я знаю только одно: этот мир надо изменить!

Профессор оценивающе посмотрел на него, словно прикидывая, что к чему (как он по обыкновению поступал на кафедре, чтобы понять, доволен ли ответом или нет), потом спросил:

— Вы… вы пожертвовали бы жизнью за эту идею?

— Жизнью? — Дрэган внимательно взглянул профессору в глаза. — Меня осудили на смертную казнь за то, что я убил двух немцев. На самом деле я уничтожил двенадцать, но они не знали об этом и осудили меня только за двоих. Повезло с кассацией. Пока суд да дело, пришло освобождение. — Потом, полагая, что профессор не все понял, уточнил: — Профессор, я вступил в партию только во время войны. Я простой человек, без образования. Единственной школой, которую я прошел в жизни, была тюрьма. Вот мой диплом! — показал он на свои покрытые шрамами губы. — Я преклоняюсь перед вашими знаниями. Более того, мне очень хотелось бы знать историю! Но если ваша наука говорит, что этот мир нельзя изменить, тогда я лучше останусь без нее и буду поступать так, как считаю нужным, по своему глупому разумению!

Профессор удивился его хмурому недовольству:

— Моя наука говорит, что и вещи могут измениться. Все течет, все меняется… — И, чтобы придать весомость своему изречению, профессор многозначительно ткнул пальцем в воздух.

— Наша же наука говорит, что вещи должны быть изменены, господин профессор, — торопливо и задиристо произнес Тебейкэ.

Дрэган слышал, как профессор что-то спокойно, вежливо и последовательно отвечал ему, но он больше не прислушивался к разговору, потому что на краю тротуара, спускавшегося со стороны кафе, увидел среди снующих людей две фигурки, мелкими шажками идущие вниз.

Никакого сомнения не оставалось — это были они. Еще прежде чем увидеть их, он точно почувствовал их присутствие. На этот раз одна была одета в черное, другая в серое. Они спускались по тротуару, который огибал площадь. Ему были видны быстрые, резкие движения их рук.

Расталкивая локтями толпу окруживших его товарищей, он выскочил на асфальт и услышал, как быстро-быстро стучат их каблучки.

Вероятно, она услышала его, так как замедлила шаг, повернув голову в его сторону. В ее больших глазах плеснулось радостное удивление.

«Где ты была? — мысленно спрашивал ее Дрэган. — Где ты до сих пор была, что я так давно тебя не видел?» И она ему что-то ответила. Но он не услышал ее, так как она была еще слишком далеко от него. Дрэган давно подготовил свои вопросы и теперь, по мере того как приближался к ней, повторял их.

Девушка смотрела на него взволнованными от радости глазами, и у Дрэгана уже не оставалось никаких сомнений, что их разделяет только время, время, которое необходимо всего лишь для того, чтобы преодолеть расстояние до тротуара, на краю которого она остановилась и ждала его. Время было бесконечно, пространство — минимально: вот осталось три, два шага.