Власть без славы - [167]

Просвещенный читатель, безусловно, спросит автора: а что же вы о свободе слова-то ни слова? Ведь все десять лет мы только и слышали со всех трибун, что уж она-то — бесспорное завоевание российских реформ, главное условие демократизации общества. Но у автора, около сорока лет проработавшего в средствах массовой информации, к этому более осторожный подход. Потому и не тороплюсь рассуждать о свободе слова, что талдычили об этом все минувшие годы и со всех трибун. Когда такое происходит — насторожись. Когда со свободой слова все в порядке, об этом никто не кричит, не шумит, это становится столь же обычным, как воздух, которым мы дышим. Мы так стремились закрепить сначала гласность, потом свободу печати, потом и свободу слова в полном ее социально-политическом значении, что слишком много сами же навредили святому делу, не заметив возникновение «проклятых» вопросов: свобода — чья? Какого слова? В каких одеждах она является народу? Что это значит в его ежедневном бытии? «Давайте, — говорил Диоген, только уже другой, известный в истории философии как Диоген Лаэртский, — договоримся о смысле слов. И мы избежим половины конфликтов». Так что это — свобода слова? Свобода журналиста, любого автора говорить то, что он думает? Прекрасно! А если он заблуждается или, еще хуже, корыстно лжет? Можно ему возразить, только вот, уверяю вас, реализовать эту возможность чрезвычайно затруднительно. Можно и в суд подать, но там только и ждут вашего иска — несколько тысяч (!) таких исков лежат в судах годами, постоянно пополняясь. Или, может быть, лучше согласиться, что свобода слова — это возможность обнародовать факты жизни? Тоже великолепно! Но из миллионов таких фактов на публичный свет попадают только десятки, отбираются они, безусловно, под влиянием жизненных позиций журналиста. А это уже тенденциозность, хотя факты будут стопроцентной правдой, но — той правдой, которая скрывает истинную картину. Можно их проанализировать, увидеть в них типичное, общее, да вот ставка на новости так далеко задвинула аналитические возможности средств массовой информации, что глубокие обобщающие материалы в газетах, а уж тем более на телевидении стали редкостью.

Самое важное в свободе слова, я считаю, ее невероятная действенность. Своим огненным взором она отправляет в отставку министров, снимает с дистанции президентских гонок явных фаворитов, обращает внимание закона на любое его нарушение — и горе нарушителю. Уточним: отправляет, снимает, обращает правдой, а не компроматом или грубой фальшивкой. У нас же свобода слова утвердилась, видимо, в особой российской форме: писатель пописывает — читатель почитывает, закон не видит и не слышит. Какие материалы добывают наши журналисты, какие факты обнародуют, какие документы предлагают «компетентным органам»! Никто из властей предержащих на это не реагирует, пусть и лично кого-то задели. Даже в суд не подают! Вы свободны начертать свое Слово, а мы свободны на это начхать. Нет, как хотите, но это не свобода слова, а что-то другое.

Отметим еще одно обстоятельство. Свободное слово должно иметь возможность долетать от Москвы до самых до окраин и обратно. Сегодня оно перелетает добро бы через Московскую кольцевую автодорогу, нередко спотыкаясь то о Садовое кольцо, то даже о Бульварное. Сегодня оно у нас, как птица, которая вольна лететь куда угодно, но летать не может. Свободна она или нет?

А чего уж говорить об экономических веригах свободы слова! От политических барьеров она была избавлена, но их быстро заменили экономические барьеры, непробиваемость которых сегодня ясна всем. Кто платит деньги, тот и устанавливает для слова меру свободы. Корпоративные интересы стали доминирующими, подменили собой интересы общества. Только несколько изданий остались независимыми, ибо живут на собственные деньги. Остальные же все время перед выбором: будешь угождать хозяину — потеряешь читателя, не будешь — хозяин тебя выгонит, а твое издание, которое является его собственностью, закроет. Вроде бы все законно, но, по сути-то, это тоже мощное ограничение свобода слова.

Так что минувшее десятилетие вдоволь потопталось и на свободе слова, без колебаний устанавливая при необходимости жесткий контроль над ней. И какая разница — устанавливается этот контроль административным приказом или мешком с деньгами — и то, и другое одинаково губительно как для слова, так и для общества.

И все-таки я согласен с гипотетическим просвещенным читателем. Свобода слова — это величайшая наша надежда. Не будет свободы слова — не добьемся ничего. Без влиятельного, компетентного общественного мнения нет самого главного, самого внимательного, самого постоянного контролера власти, защитника прав и свобод человека, судьи в вечном споре добра и зла. А общественное мнение формируется, утверждается, обретает силу только при условии свободы слова. Мы ее завоевали за годы горбачевской перестройки, вырастили из гласности и сами же отдали в другие руки. Теперь сами же должны вернуть ее обществу.

Наши надежды не слишком велики, но вовсе не беспочвенны. Важно, чтобы все мы это понимали. И каждый сознавал, что это он, именно он сам, может изменить свою жизнь к лучшему. Не барин, не боярин, не олигарх, не заморский спонсор, никто — только сами мы можем исправить то, что произошло с Россией, когда она при нашем участии и нашем попустительстве ушла в слепой полет под небом истории.