Власть без славы. Книга 1 - [95]

— А может, Бонд ее поддержит, — вставил Скотт.

— Вот вы подготовили бы поправку и сегодня же внесли предложение, — сказал Джон Уэст. — Если в законопроекте будет предусмотрено запрещение всех видов азарта, то мы должны поддерживать его, а не проваливать.

Эштон смущенно топтался на месте и, видимо, хотел как можно скорее выбраться из конторы Уэста.

— Хорошо, мистер Уэст, я внесу предложение о поправке, как только откроется заседание палаты, — сказал он и направился к двери.

— Кстати, мистер Эштон, я чуть было не забыл. Принц Чарлз выиграл. Я не мог назвать имя лошади по телефону. В последнем заезде. Выдача — семь к одному. Я поставил за вас десять монет. Получайте семьдесят фунтов. — Джон Уэст протянул Эштону конверт. Тот помялся немного, однако деньги взял.

— Весьма благодарен, — проговорил Фрэнк Эштон и торопливо вышел. Лицо его пылало от стыда.

Фрэнк Эштон отлично понимал, что деньги, врученные ему Джоном Уэстом, — просто замаскированная взятка. Это уже совсем не то, что позволить владельцу тайного тотализатора взять на себя расходы по предвыборной кампании. Чем это кончится? К лицу ли такое поведение политическому деятелю, который только что объездил весь штат вместе с Томом Манном, публично прославляя социализм и клеймя язвы капитализма во всех городах и селениях?

Полученные от Уэста семьдесят фунтов пойдут на оплату самых неотложных долгов. Когда-то он обходился весьма скромными средствами; но после избрания как-то так получалось, что оклада члена парламента не хватало на жизнь. Вскоре после своего первого успеха на политическом поприще он женился, и теперь у него уже было двое ребятишек. Он пристрастился к игре, любил выпить с приятелями, пообедать в дорогом ресторане. Но не это было главной причиной плачевного состояния его финансов.

Фрэнк Эштон не умел отказывать, когда к нему обращались за помощью. Любого члена парламента находящиеся в его избирательном округе спортивные и благотворительные общества осаждают просьбами о покровительстве — вежливый способ добиваться пожертвований. Фрэнк Эштон неизменно отзывался на такие просьбы. Не отказывал он и все растущей армии безработных; он очень скоро приобрел славу человека, у которого всегда можно «перехватить на обед». Не все, кто останавливал Фрэнка на улице, в самом деле нуждались; были и просто мошенники, которые злоупотребляли его щедростью.

Друзья Фрэнка Эштона не раз видели, как он на прогулке за полчаса успевал раздать немалую сумму денег, причем часто даже не ожидая, чтобы его попросили о помощи. Когда над этим смеялись, он отвечал с улыбкой: «Моя цель — уничтожить бедность в будущем; значит, я должен помогать беднякам уже сейчас». Постоянное безденежье приводило в уныние Марту, его жену; это была очень обыденная, вечно ноющая женщина, не понимавшая ни пылкой натуры своего мужа, ни его политических убеждений.

Когда открылось заседание палаты, Джон Уэст сидел на галерке, отведенной для публики. Все члены парламента стоя приветствовали спикера; затем была прочитана молитва, и началось второе чтение законопроекта. Фрэнк Эштон взял слово и, привычным жестом отбросив волосы со лба, сказал:

— Господин председатель, я хочу внести следующую поправку: «Палата представителей считает, что закон, запрещающий азартные игры, должен касаться всех без исключения классов, организаций и частных лиц и распространяться также и на официально зарегистрированные спортивные общества. Иначе новый закон явится лицемерным мероприятием, которое якобы должно отразить желание избирателей, а на самом деле обманывает их».

Бонд наклонился к Гиббону, и они начали оживленно шептаться.

Последовали продолжительные дебаты о приемлемости внесенной поправки, во время которых Боб Скотт подбивал своих коллег изображать из себя поборников нравственности и ратовать за полное искоренение азарта.

— Не пора ли прекратить обструкцию? — саркастически бросил Бонд.

Наконец лидер лейбористов предложил еще раз обсудить поправку на заседании фракции.

— Лучше обсудить поправку в конторе Джона Уэста! — крикнул Бонд, известный своим непарламентским поведением.

Тут вскочил Дэвид Гарсайд и начал доказывать, что поправка вполне приемлема как она есть и нечего ее больше обсуждать. Как всегда, он утверждал, что более сведущ в вопросах парламентской процедуры, чем спикер, председатели парламентских комиссий или кто бы то ни было еще.

Фрэнк Эштон вторично взял слово и сказал с иронией:

— Я хотел бы, чтобы кабинет проявил больше искренности в данном вопросе. Если желательно оградить бедняка от зол азартных игр, неужели мы при помощи нового закона ввергнем богачей в омут порока? Кроме того, я требую, чтобы премьер взял обратно свой намек, будто бы поправка была составлена не мной, а посторонним лицом. Это непристойно и не соответствует истине. Я готовил поправку в присутствии секретаря палаты.

— Если мое замечание может дать повод к малейшей обиде, то я беру свои слова обратно, — ответил Бонд с ехидной улыбкой. Выпад был сделан — довольно пока и этого.

Когда лейбористы вышли из зала, лидер фракции резко спросил Эштона, почему тот внес поправку, не обсудив ее с ним. Лидер побаивался Джона Уэста и не мог не считаться с его влиянием в лейбористской партии, но все же Эштон явно хватил через край. Фрэнк Эштон отвечал односложно. Он всегда был преданным лейбористом, и теперь совесть мучила его; и когда лидер напрямик заявил ему, что поправку надо взять обратно, он не стал спорить.