Власть без славы. Книга 1 - [27]

— Ну, Нелли, пора спать. Спокойной ночи, мистер Уэст.

Два месяца спустя миссис Моран согласилась на устройство двух потайных выходов из лавки Каммина. За это Джон Уэст обязался ежемесячно уплачивать по соверену. Она дала согласие явно скрепя сердце, и это подтвердило догадку Джона Уэста, что ей приходится туго. Два других тотализатора работали вовсю, и между тремя владельцами шла бешеная конкуренция.

Джон Уэст, который отличался большой распорядительностью и удерживал в свою пользу меньший процент со ставок, очень быстро переманил к себе клиентов, и его оборотный капитал округлился до тысячи фунтов. Нередки были и драки между соперничающими группами, но и тут победа оставалась за лагерем Джона Уэста главным образом благодаря таким его соратникам, как Боров, Дик Капуста, Ренфри и Мик О’Коннелл.

Через неделю после открытия тотализатора между Джоном и миссис Уэст произошла жестокая ссора. Джон обозлился и заявил матери, что ему наплевать, нравится ей его дело или нет: он может уйти из дому и жить где-нибудь в другом месте. Она заплакала и попросила его остаться. Мало-помалу она снова впала в угрюмую озлобленность, и атмосфера в доме опять стала натянутой и напряженной.

На фасаде лавки все так же красовалась вывеска, все так же виднелся в витрине покрытый пылью, никому не нужный цибик чая, но входная дверь всегда была на запоре и укреплена цепями и толстыми железными прутьями. Клиентов пускали только с черного хода.

За три месяца дело Джона Уэста приобрело такой размах, что он снова взял на службу своего брата Джо и Джима Трэси. Произошло это за месяц до прекращения стачки на обувной фабрике, кончившейся компромиссом с хозяевами. Джо вернулся к работе в тотализаторе, уверовав в то, что полицейских налетов больше не будет, а Джима Трэси толкнула на это нужда.

Усилившаяся эпидемия игорного азарта вызвала новую волну возмущения: с церковных кафедр гремели обличительные проповеди, в редакцию местной газетки сыпались протесты; даже мельбурнская пресса раза два упомянула о тотализаторах в Керрингбуше.

Целых полгода Джон Уэст соблюдал крайнюю осмотрительность; но затем он пришел к выводу, что Девлина, видимо, так поразила щедрая помощь, оказанная Джоном католической церкви, что он решил пожаловать ему неприкосновенность. Джон Уэст стал пренебрегать мерами предосторожности. И вот однажды, субботним вечером, в середине 1895 года, запряженная четверкой карета, битком набитая людьми, промчалась по Джексон-стрит и свернула на Силвер-стрит. Когда полицейские стали выскакивать из кареты у задних ворот лавки, караульный Джона Уэста узнал в одном из них самого констебля Грива. Поднялась суматоха, все успели сбежать во двор миссис Моран, кроме злополучного Джима Трэси. В довершение беды он держал в руках пачку билетов и три картонных щита, которые и послужили вещественными доказательствами его вины. Но если в лавке Каммина полиции удалось задержать только Трэси, то налет на два другие тотализатора оказался успешнее: один из владельцев был арестован самим Девлином, другой — констеблем Броганом.

Поздно вечером Джон Уэст взял на поруки насмерть перепуганного Трэси. Джон попытался подбодрить его, посулив уплатить за него штраф, но Джим поплелся домой к жене весь бледный и дрожащий от страха.

Столичные газеты напечатали подробный отчет о суде над владельцами тотализаторов, и это событие вызвало большой интерес в самом Керрингбуше и за его пределами.

Суровый молодой судья, который в прошлый раз судил Джона и Джозефа Уэст, в своем заключительном слове упомянул о «преступнике, не сидящем на скамье подсудимых», и приговорил всех обвиняемых к трем месяцам тюрьмы, без замены штрафом. Изумлению и злобе Джона Уэста не было границ. Джим Трэси побледнел как полотно и почти в обмороке упал на скамью.

Джон Уэст видел, как Джим, унылый и пристыженный, прощался с женой. Миссис Трэси, маленькая, бедно одетая, уже поблекшая женщина, обняла мужа и, еле держась на ногах, судорожно всхлипывая, вышла из притихшего переполненного зала суда. Джон Уэст догнал ее и сделал неловкую попытку сказать несчастной женщине что-нибудь в утешение. Она подняла голову, посмотрела на него из-под прядей волос, упавших ей на лоб, и сказала, с трудом подавляя рыдания, но смело и гневно:

— Ну, теперь вы довольны?

Однажды вечером, месяца полтора спустя, констебль Броган в штатском платье явился к Джону Уэсту на дом с черного хода.

— Можно поговорить с вами с глазу на глаз? — спросил он, когда Джон Уэст отпер дверь.

Они обогнули дом и подошли к воротам.

— Девлин не посылал меня, но… — запинаясь, заговорил Броган.

— И вы, и ваш Девлин можете катиться ко всем чертям, если желаете знать! — сказал Джон Уэст. «Вот собака, — подумал он, — сколько перебрал у меня денег, а что толку?»

— Э-э-э… Вы меня не поняли, — поежившись, продолжал полицейский. К Джону Уэсту он относился так, как любой взяточник относится к дающему взятку: угодливо, но зная наперед, что, как ни старайся, будешь получать щелчки.

— Отлично понимаю, — сказал Джон Уэст. — Вы боитесь, что я расскажу про деньги, которые я вам платил.

Джон Уэст вовсе этого не думал. Но его душила злоба, оттого что пришлось прикрыть тотализатор и унизиться до букмекерства; ему хотелось хоть чем-нибудь отомстить полиции.