Владычица Безумия - [14]

— Странная дорога, — сказал он вслух, обращаясь к желтому камню. — Я уверен, что демоны нарочно сделали ее такой, чтобы сбить с толку незваных гостей. Я думаю, имеет смысл вернуться к началу этих плит, чтобы проверить, повсюду ли действуют их странные чары. — И, поскольку никакого ответа не последовало, герцог покровительственно улыбнулся. — Что, моя радость, ты уже в глубоком беспамятстве?

Но подняв ладонь к груди, чтобы накрыть камень, как он, бывало, закрывал глаза Олору, когда тот не желал видеть крови или уродства, Лак-Хезур не нашел самоцвета. Он исчез.

Этому исчезновению могло быть множество объяснений. Герцог сам мог потерять камень, пробираясь сквозь деревья. Его мог стащить один из духов, что приставали к герцогу в роще. В конце концов, панического страха колдуна вполне могло оказаться достаточно, чтобы зыбкая форма вылетела обратно в Верхний Мир, подобно легкому пузырьку воздуха. Но почему-то ни одно из этих разумных объяснений не пришло в тот миг в голову Лак-Хезуру. Он подумал совсем другое. Быть может, его проницательность и в самом деле соответствовала тем льстивым словам, которые он слышал десятки раз на дню. Не найдя камня, колдун в одну секунду понял: его предали. Его каким-то образом обвели вокруг пальца.

На то, чтобы уяснить, какие выводы из этого следуют, Лак-Хезуру потребовалось не более минуты.

И в это самое мгновение сонный воздух Нижнего Мира наконец исторг первый звук. Источник его был еще очень далек от Лак-Хезура, но желание немедленно бежать охватило колдуна с новой силой, ибо он узнал этот звук. К берегам Спящей реки приближалась охота. Герцог ясно различал рога, топот копыт и лай собак, почуявших добычу. Молва гласила, что попасться в зубы своре псов-демонов много хуже, чем оказаться среди стаи голодных волков. Если тот, за кем охотилась свора, успевал очнуться от своего кошмара, он просто просыпался с криком и в холодном поту. Тот же, кто спал слишком крепко, был вынужден спасаться бегством, а лай и тяжелое дыхание псов мчалось вслед за ним по пятам, нагоняя, сводя с ума…

Лак-Хезур, могущественный маг и властелин большого края Верхнего Мира, встал посреди белой дороги и принялся быстро и отчетливо проговаривать заклинание, которое должно было немедленно вернуть его обратно на землю. Но заклинание не сработало. Открыв глаза, он увидел, что по-прежнему стоит посреди белой дороги Нижнего Мира, а из-за каждой колонны несется, терзая ему слух, истошный лай гончих Ваздру. Лак-Хезур взглянул на дорогу и увидел, что над ней клубится темная туча, полная блесток золота и серебра, разноцветных бликов, пронзающих ее, словно маленькие молнии. И эта туча надвигалась прямо на него.

Тогда могущественный маг и властелин Лак-Хезур повернулся и бросился бежать. Он помчался обратно к роще и спасительным берегам Сонной реки. Власть волшебства оставила его, власть герцога Верхнего Мира ничего не значила здесь, в Нижнем. Он стал всего лишь безликой дичью, добычей, полной ужаса и единственного желания: бежать! И он бежал, бежал изо всех сил, а белая дорога все так же ровно стелилась ему под ноги, оставляя рощу и заросшие льном берега столь же недостижимыми для герцога, как и Верхний Мир. Чтобы добежать туда, Лак-Хезуру теперь не хватило бы и столетий. Между тем лай слышался все ближе, словно гончие были готовы вот-вот броситься ему на плечи. Он не смел обернуться и посмотреть, близко ли собаки, но спиной чувствовал их горячее дыхание убийц, жаждущих крови.

Но внезапно, как только и бывает в кошмарных снах, белая дорога оборвалась, а череда колонн сменилась стволами застывших деревьев. Лак-Хезур помчался вперед так, как никогда не бегал. И в тот самый миг, когда его нога коснулась головок серебристых цветков льна, острые когти впились ему в плечи, раздирая одежду, душный запах псины и паленой шерсти обдал лицо. Герцог споткнулся и пропал под нахлынувшей на него волной охотничьей своры.

Красные гончие повалили его на траву у корней огромной ивы. И хотя тело герцога лежало недостижимое для их зубов, под защитой темного дома, в Верхнем Мире, душа злосчастного колдуна истекала кровью, пусть такой же прозрачной, как вода, но все же кровью. Он видел их жуткие глаза, слышал, как лязгают их огромные страшные пасти. Если они сейчас разорвут в клочья тумана его душу, то к утру свита найдет своего повелителя таким же холодным, как вода в Спящей реке.

Герцог уже мысленно простился с жизнью, как услышал над собой чей-то резкий окрик. Повинуясь ему, красная свора отхлынула, оставив свою добычу, перепачканную кровью, землей и травой, в жалких лохмотьях вместо нарядной одежды, униженную и обессиленную. Собаки, виляя хвостами с видом невиннейших щенков, принялись тыкаться в ладони своих хозяев.

Один из них сделал шаг вперед и остановился над истерзанной душой Лак-Хезура, вернее, над тем, что от нее осталось — а осталось, надо заметить, немного. И как ни был затуманен взор герцога, он все же поднял глаза, чтобы взглянуть на предводителя охоты демонов. Тот был высок и худ, с волосами темнее самой ночи, с черными глазами, глубокими, как ночное небо, одетый в траур, подобный бархату звездной полночи. Его красота была невыносима, как пытка, как яд, пролитый в открытую рану. И Лак застонал — громче, чем стонал, терзаемый красными псами, ибо эта красота внушала больший ужас, чем свора адских гончих. Но Азрарн, Князь Демонов, поднял руку, и стон застрял в горле Лак-Хезура.