Владимир Высоцкий. Между словом и славой - [31]

Сам Володя ничего объяснять не мог, он буквально не вязал лыка. Сгоряча я машинально хотел провести его в ресторан, но сменщица Марата вежливо, но решительно воспротивилась: «Ну посмотрите, он же еле-еле стоит на ногах, как же я могу его впустить?»

Она была абсолютно права, и надо было что-то решать с заказанным столиком — ведь я держал его более двух часов.

Меня переполняла такая злоба к этим двум скалолазам, что, не церемонясь, я подвёл их к накрытому столу и, объяснив ситуацию, без обиняков предложил им благополучно продолжить пьянку без «Володьки». У меня было такое свирепое выражение лица, что они не осмелились отказаться. Я пожалел об отсутствии Марата. «Друг народа» мигом бы отправил их на приём к доктору Гильотену.

Я же с того зимнего вечера люто возненавидел не только альпинистов, но и геологов, археологов, спелеологов, океанологов, метеорологов — всех без исключения разведчиков прошлого, настоящего и будущего. Меня стал бесить этот бесцеремонный шпионаж за миром Божьим — с его недрами, морскими глубинами и горными вершинами.

На Володю у меня не было и тени обиды. Только сострадание и нежность. Он ведь помнил обо мне и, будучи почти невменяемым, добрался-таки до дверей «Арарата». Пусть с двухчасовым опозданием.

В ту ночь у меня дома он сразу уснул, едва повалившись, не раздеваясь, на свой синий диван.

Впоследствии Володя вспоминал об этом срыве с чувством неловкости. Больше всех ему было неудобно перед Люсей: «Ей так хотелось где-то посидеть с нами, развеяться, она же практически никуда не выходит, всё время — с мальчиками».

Кто знает, куда бы покатилось колесо судьбы, если бы «Арарат—2» состоялся. Володя действительно стоял на распутье. Но — сорвалось: так, видимо, расположились звёзды.

Впрочем...

Спустя какое-то время я поинтересовался у Володи, как живёт Люся. В ответе его прорвалось неприкрытое раздражение.

— Да нашла себе какого-то инженера.

Это звучало прямым обвинением. Мол, «как это после Юпитера можно жить с каким-то простым смертным?» Кроме того, Володю злило, что Люся ни за что не хотела, чтобы Никита и Аркаша общались с привязавшимися к нему сыновьями Марины. Как бы то ни было, эгоцентризм в Володе (мирно уживавшийся, впрочем, с альтруизмом) несомненно присутствовал. Видимо, — как осознание своего избранничества — он присущ всем великим.

Другой эпизод, связанный на сей раз с Изой, лишь подтвердил мои предположения. В августе 1970-го, за неделю до поездки в Гуляйполе, я сидел с приятелем у Володи. Нина Максимовна находилась в соседней комнате. Вдруг зазвонил телефон:

— Ну, подъезжай, — в голосе Володи явственно сквозило удивление.

— Сейчас приедет Иза. Хочет о чём-то поговорить, — сообщил он нам чуть насмешливо и добавил: — но вы оставайтесь здесь, она ненадолго.

Минут через пятнадцать она уже звонила в дверь. Так я впервые увидел Изу. Об этой короткой встрече с Володей она упоминает в своих воспоминаниях. Память изменяет ей только в одном: никаких песен Володя в этот вечер не пел. Зато она абсолютно права, когда говорит о замешательстве, возникшем за кухонным столом из-за нашего затянувшегося присутствия. Видя, как нервничает Иза, я решил ослушаться Володю и, подняв приятеля, перешёл в комнату Нины Максимовны. Конфиденциальная беседа бывших супругов длилась совсем недолго. Таким раздражённым я видел Володю редко. Обычно сдержанный, он дал волю своим эмоциям:

— Чёрт-те что! Пришла просить за своего парня. Устроить на работу. Что же это за мужик такой, который согласен на помощь бывшего мужа своей бабы?!

— А откуда ты знаешь, что он в курсе её инициативы? — попробовал я солидаризироваться с безработным претендентом (кажется, он тоже был актёром).

— Да всё он знает. Она же наверняка с ним приехала. Небось, дожидается внизу. А всё моя мама. Не успела её толком увидеть, а тут же заладила: «Женись, да женись, сыночек, такая чудная девушка!»

Выходило, что на Изе он женился вопреки собственному желанию, лишь уступая натиску матери. В это верилось с трудом. Подобная пассивность Володе была не свойственна даже в годы его юности, о которых мне много рассказывала Нина Максимовна. Да и сам он о первой жене никогда раньше так не высказывался.

Наверняка дело было в другом. Видимо, как и в случае с Люсей, сама попытка как-то наладить свою личную жизнь без его личного одобрения виделась ему актом измены, покушением на свою пожизненную монополию.

Странное впечатление осталось у меня от этой мимолётной сцены. Как часто Володя помогал людям случайным, зачастую вовсе этого не заслуживающим. Здесь же — родная жена (пусть бывшая), юные годы, общие воспоминания. Даже мои азиатские мозги отторгали этот странный максимализм в духе Синей Бороды.

Глава седьмая. УЛИЦА РЫЛЕЕВА. ОСОБНЯК

...Мне нравятся рейсы без цели.

Цветенье магнолий...

Блуждающий, может быть, лёд...

И.Северянин

Когда у Высоцкого начиналась стадия затяжного запоя, то в первое время он избегал скопления людей, шума и гама столичных ресторанов. Тогда он заходил в облюбованное им тихое уютное кафе «Паланга» у Калужской заставы. Я бывал там с ним несколько раз. Отсутствие музыки компенсировалось скромными букетиками цветов на столиках, а молодая администраторша старалась всячески оградить Володю от назойливого любопытства посетителей. К сожалению, этот начальный мирный период продолжался недолго. Чем больше он пил, тем властнее его влекло к «свидригайловским» местам — с их толчеёй, пестрым людом, калейдоскопом впечатлений.