Владимир Святой. Создатель русской цивилизации - [37]

Славяне отнюдь не были чужды жертвоприношений. Как правило, совершались кровавые животные жертвы, которым много не только письменных, но и археологических свидетельств. Человеческие жертвы встречались сравнительно редко, но все-таки вспоминаются и в фольклоре, и в источниках. Есть их следы и среди материалов раскопок. В процессе строительства славянских государств многие древние мрачные обряды отошли в прошлое, оставшись лишь смутными воспоминаниями в календарных праздниках с сожжениями или расчленениями чучел и кукол. Но параллельно этому крепло и переполнялось новыми амбициями жреческое «сословие».

В частых жертвоприношениях Владимира, добавившего к животной крови и человеческую, часто видят «тлетворное влияние» скандинавов. Однако это не так. У норманнов обряды такого рода встречались не намного чаще, чем у славян, хоть и были более изощренными. А во времена Владимира (и, что важно, позднее, «по окраинам» двоеверной еще Руси) жертвы животные и человеческие приносились по славянскому, а не скандинавскому ритуалу, – только резались и сжигались. Видимо, в разных местах Руси волхвы и жрецы переходили к этому верному средству держать население в страхе самостоятельно. Владимир лишь освятил новую «традицию» своим княжеским словом и в своем новопостроенном святилище.

В обычное время богам Владимира приносились обильные животные жертвы. Перуну, например, забивали быков. Но в честь знаменательных событий или по особо важным молениям совершались людские жертвоприношения. Тогда городские старцы и княжеские бояре бросали жребий, определяя, какая семья должна «дать богам» неженатого отрока или незамужнюю девицу. «И оскверняли землю требами своими, – пишет летописец, – и осквернилась земля Русская кровью и холм тот».

Однако здесь жрецы просчитались, и сам Владимир вместе с ними. Киев отвык от подобных порядков, даже если они были привычны в прошлом. В городе уже имелось достаточно христиан, и кое-кто из них не скрывал своего мнения. Рано или поздно должно было возникнуть прямое столкновение, и оно произошло, – лишь на время оставив иллюзорную победу за язычниками. Но об этом после.

Более сдержано вела себя киевская иудейская община – осколок былого величия Хазарии. Массовых обращений в иудаизм в Киеве не происходило, но община без того была велика и богата. Ни языческие, ни христианские князья ни в малом их не притесняли. В отличие от христиан, иудеям никогда не приходилось скрывать свою веру. Но их тоже не радовала ревность нового князя о язычестве. Тем паче что у некоторых хазарских раввинов уже возникла идея найти в Руси наследника рухнувшего каганата – в том числе в религиозном смысле. Это тоже проявилось позднее.

Пока что Владимир распространял «реформу» за пределы Киева. Задумывались меры по обновлению язычества вместе с Добрыней. Когда новый правитель прибыл в Новгород, то первым делом взялся за наведение именно религиозного порядка. И здесь власть действовала гораздо жестче, чем в Киеве. Хотя утверждения о том, что Добрыня сперва «огнем и мечом» обращал новгородцев в веру Перуна, а потом, дескать, точно так же обращал и в христианство, ни на чем не основаны. К обращению Новгорода в христианство мы придем в свой черед. Пока же надо отметить, что ни о каком сопротивлении Добрыне-язычнику речи в источниках нет. Авторитет княжеской воли сработал безукоризненно. Тем более что Владимир еще оставался для многих «своим» князем, сверх того, – победителем и завоевателем Киева.

Издревле главным святилищем ильменцев являлось Перынское капище недалеко от Нового града, прозывавшееся еще «Волховным городком». Оно располагалось на холме над Волховом, поднимающемся из соснового леска. Здесь, по преданию, жил и кудесил легендарный князь Волх, предок ильменского княжеского рода, от имени которого будто бы пошло название реки Волхов. Волх считался чародеем и оборотнем-волкодлаком, обращавшимся в разных зверей, сыном Змея. Поздние былины приписывают ему завоевание далекой южной страны. В ранних эпических сказаниях подвиги Волха немногим скромнее. Он побеждал своих врагов в пределах Поильменья, «преобразуясь, – излагает местный писатель XVII века, – во образ лютого зверя коркодила», или, как передавала менее ученая народная молва, «змияки». Добившись покорности от всех ильменцев, он утвердился над ними князем. Погиб Волх на реке, от лап волховских водяных, с которыми кровно враждовал. Тело его в змеином обличье пышно погребли близ «Волховного городка», но следующей ночью его «пожрала» Земля. Для язычников это служило доказательством того, что Волх чудесным образом «в боги сел». Новгородцы почитали его как воплощение Перуна и совершали в «Волховном городке» жертвоприношения.

Добрыня снес старый «Волховный городок», покончив – на словах, на «официальном» уровне, – с этим причудливым культом. Яму-провал, в которой исчезло тело Волха, впрочем, так никогда и не засыпали, и еще суеверы XVII века уделяли ей внимание. Но вот вместо старого «городка» Добрыня соорудил над Волховом новый, – и именно его помнили позднее новгородцы. Центром его стал столбовой кумир Перуна, вытесанный по киевскому образцу. Перун изображался как бог-воин, вооруженный огромной палицей. Площадку с идолом большим неровным кольцом опоясывал широкий, семиметровый (но глубиной лишь до 1 метра) ров в форме восьмилепесткового цветка. В «лепестках» на праздники зажигался огонь, в который бросались более скромные подношения – горшки с пищей, ремесленные изделия. В восточном «лепестке», обращенном к реке Волхов, огонь, поддерживаемый священной древесиной дуба, горел постоянно. Животные и человеческие жертвы приносились перед ликом Перуна в жертвенном круге, выложенном большими булыжниками.