Владимир Путин: третьего срока не будет? - [46]

Но уже на следующий день, когда все главные западные телеканалы передавали прямые репортажи из Беслана, министр иностранных дел Голландии, страны-председателя Европейского Союза Бернард Бот от лица государств – членов Евросоюза потребовал от официальной Москвы объяснений причин произошедшего и информации о том, что именно происходило и происходит в Беслане. Российский МИД ответил немедленно, что подобного рода требования и их тон являются не просто неуместными, несвоевременными, но и кощунственными.

В чем дело? Почему такая именно реакция возобладала в западных общественных, а во многих случаях и в официальных кругах? Владимир Путин решил задать этот вопрос западным специалистам, оказавшимся в России. Они не ждали такой встречи, которая продолжалась почти четыре часа и завершилась далеко за полночь. Показательным было и то, что на этой встрече не было российских журналистов. Владимир Путин хотел поговорить с западными экспертами полностью откровенно, но они не были к этому готовы.

В откликах на эту встречу ее участники уже на следующий день говорили о том, что «Путин был жестко и вежливо корректен и иногда шутил», что он «чувствовал себя уверенно», что «уязвимость не казалось тем качеством, на которое стоит рассчитывать». На вопрос журналиста Дж. Стила из британской «Гардиан» о переговорах с лидерами террористов Владимир Путин сразу же ответил, что «ни у кого нет морального права советовать нам говорить с убийцами детей». «Почему бы вам, – спросил Путин с сарказмом, – не встретиться с Усамой бен Ладеном? Почему бы вам не пригласить его в Брюссель или в Белый Дом, не вступить с ним в переговоры, не спросить, чего он хочет и не дать ему это, чтобы он оставил вас в покое? Почему вы этого не делаете?».

«Между российской политикой в Чечне, – пояснил Путин, – и событиями в Беслане отсутствует какая-либо связь. Просто представьте себе, что где-то на нашей планете приходят к власти люди, которые стреляют детям в спину. Просто задайте себе этот вопрос, и у вас не будет больше вопросов о нашей политике в Чечне. Чечня – это не Ирак. Она недалеко. Это жизненно важная часть нашей территории. Речь идет о территориальной целостности России».

Никто из приглашенных в Ново-Оогарево не смог или не захотел отвечать на вопросы Путина, и в дальнейшем только он отвечал на вопросы западных политологов и журналистов. Речь идет не о политических целях, – заметил Путин, – какими бы странными эти цели не казались. Речь идет о средствах, которые абсолютно недопустимы, и которые делают невозможным обсуждать сами цели. В конечном счете и Усама бен Ладен заявляет о том, что он борется за независимость Ближнего Востока и особенно родной ему Саудовской Аравии от влияния США и от королевской саудовской семьи. Он убивает людей в США и за пределами США не просто ради жажды крови. Он даже ссылается на Коран и заветы пророка. Почему же никто на Западе не хочет вести с ним и с «Аль-Каидой» переговоры?

Разговор западных экспертов с Путиным продолжался долго, и он отвечал на многие вопросы, не относящиеся к Беслану или Чечне – о свободе прессы, о демократии в России и на Западе, о либеральной экономике, о распаде СССР, об отношениях с США и других. Комментируя свои впечатления об этой ночной встрече, французский журналист из газеты «Ле Монд» Даниэль Берне отмечал, что «атмосфера встречи в Ново-Огарево была достаточно неформальной. Ответы Путина на все вопросы были максимально прямыми. Это был первый раз, когда я видел Путина напрямую. На мой взгляд, он является человеком, который знает, что он хочет сказать и какое послание хочет отправить в мир» [53] .

Еще более внимательно наблюдал за президентом России американский эксперт с русской фамилией Николай Злобин, занимающий пост директора российских и азиатских программ Центра оборонной информации США. «Путин отвечал нам с ходу – без бумажек и подсказок, у него на столе ничего не лежало, цифрами и фактами он оперировал из головы. На каждый вопрос он отвечал основательно, с экскурсами в историю, в опыт других стран. Было видно, что он действительно думает над этими проблемами, что в голове у него все это есть, и, отвечая, он начинал раскручивать какую-то мысль. Это произвело очень благоприятное впечатление. Да, было видно, что он очень расстроен. Часто он с трудом сдерживал эмоции. Но он был очень деликатен, обращался исключительно тактично, ирония и шутки, которые он допускал, были, по-моему, к месту.

Еще меня удивило, что у него такой богатый образный язык при личной беседе. Я запомнил одну его фразу: "тормозной путь холодной войны". Красиво, понимаете. Видно, что это экспромты. В целом же у меня создалось впечатление, что у него много политической воли. И все эти разговоры, что президент в растерянности, – этого не видно. Паники никакой нет, но видно наличие воли и желания что-то делать. После четырех часов общения стало понятно, что у него в голове целостная картина происходящего. У него все сложилось в голове – все эти кубики, как он это видит. Бессмысленно оспаривать кусочки этой картины, потому что она именно целостная, все согласовано.