Владимир Путин: «Немец» в Кремле - [86]

Развертывание широкой кампании протеста против военных действий в Чечне с подключением к ней политических, общественных и правозащитных организаций, сопровождаемое угрозами отсрочки или даже полной приостановки предоставления западных кредитов — проделывая это, Запад, по словам Рогозина, совершенно не представляет себе истинных масштабов зверств и насилий, совершаемых чеченскими боевиками, и упорно отказывется признать за Россией право на защиту своей территориальной ценности.

Рогозин подверг резкой критике российских специалистов по информационным технологиям за их непрофессионализм. По его мнению, федеральные власти так и не смогли внятно объяснить Западу, что именно происходит в Чечне и какие силы заинтересованы в дестабилизации обстановки на Северном Кавказе. Очевидно, слова Рогозина нашли отклик в Кремле. Во всяком случае ответственным за информационное противодействие чеченским сепаратистам был назначен не кто иной, как бывший пресс-секретарь Ельцина Сергей Ястржембский, работавший вместе с Путиным в президентской администрации. Отныне опытный дипломат выполнял ту же роль, что и представитель НАТО Джами Ши во время военного конфликта в Косове. В конце выступления Рогозин сменил интонацию и счел нужным подчеркнуть, что «президент Путин испытывает особые чувства к вашей стране». Вел заседание посол, несколько лет проживший в России. Он сразу насторожился, услышав, как кто-то в первом ряду прошептал: «Сейчас выложат немецкую карту». Рогозин и Ястржембский представляли новое поколение российской дипломатии. Самоуверенные, не скрывавшие своих антикоммунистических взглядов, свободно владеющие иностранными языками и привыкшие проводить отпуск на средиземноморском побережье, они даже внешне ничем не отличались от жителей западноевропейских стран или США и превосходно знали западный менталитет и западную систему ценностей.

Если бы не война в Чечне, этих недавно пришедших в политику молодых людей встретили бы за рубежом с распростертыми объятиями. Несколько раздражали, правда, их великодержавные амбиции. Ради величия государства они были готовы даже пожертвовать демократией и нисколько не сомневались в том, что Россия по-прежнему является одним из важнейших факторов мировой политики. Ее новая правящая элита обладала качественно иным историческим опытом и по-иному относилась к действующим в эпоху глобализации в системе международных отношений правилам игры, чем политический клан западных стран. Это поколение не стеснялось открыто проявлять патриотизм, повсеместно считавшийся на Западе чуть ли не анахронизмом XIX века. Известный внешнеполитический обозреватель Алексей Прудков на прошедшей в конце января 2000 года в Берлине первой сессии Европейского союза, посвященной положению в Чечне, произнес знаменательную фразу: «Мы чувствуем, что являемся великой державой. Без этого чувства мы лишимся объединяющей идеи». Александр Солженицын призвал Запад, вот уже тридцать лет, по его мнению, упорствующий в своих заблуждениях, наконец одуматься и понять, что после падения коммунистического режима Россия сможет стать современным демократическим государством лишь при условии ее возврата к традиционным ценностям XIX века.

Несмотря на общий агрессивный тон выступления Рогозина многие слушатели с одобрением отнеслись к его словам. Депутаты различных фракций бундестага, представители концерна «Даймлер-Крайслер» и журналисты засыпали вопросами. В конце концов профессор Кайзер пригласил всех в расположенный за углом французский ресторан «Дю Понт». Русский, с примесью черногорской крови, говорил настолько искренне, что произвел сильное впечатление даже на своих оппонентов. Естественно, что далеко не все поддержали его. «Постоянно получается, что Россия оказывается перед альтернативой: или сотрудничество с Западом на основе его идей, или, напротив, конфронтация с ним». «Так дальше дело не пойдет», — прямо заявил Рогозин, стремясь вызвать присутствующих на откровенность. «Российская сторона не должна всегда и всюду жаловаться на плохое обращение. На западе создалось впечатление, будто Россия воспринимает финансовую помощь с его стороны как нечто само собой разумеющееся. Уж очень некрасиво относиться к нам только как к щедрому кредитору», — услышал в ответ российский парламентарий. «Мы скоро вновь станем великой державой, поэтому с нами придется считаться,» — улыбаясь, Рогозин погрозил пальцем. «России не выжить без западной помощи, не стоит переоценивать ее потенциал», — возразили ему. «Так помогите нам встать на ноги. Европе нужна Россия, чтобы в дальнейшем совместными усилиями принять вызов времени», — примирительно произнес Рогозин.

Начиная с 1992 года МВФ представил России кредиты на общую сумму в 21 миллиард долларов. За тот же период из нее вывезли нелегально около 180 миллиардов долларов! «Получите эти деньги назад и тогда такая западная помощь вам больше не понадобится», — посоветовал Рогозину один из членов бундестага и дружески похлопал его по плечу. В ходе дискуссии выяснилось, что Россия и Запад по-разному воспринимают друг друга. После окончания холодной войны сложился новый миропорядок, в основу которого легли ценности либеральной демократии. Постсоветская Россия вначале стремилась присоединиться к нему. После краха августовского путча и распада СССР в декабре 1991 года Ельцин и его окружение поставили перед собой задачу добиться вхождения демократической России в западную систему безопасности и принятия ее в международные финансовые организации. Новая российская политическая и деловая элита была готова окончательно избавиться от тяжелого наследия коммунистического режима и принять западные правила игры в международных отношениях, надеясь, что Запад поможет реформировать прежнее общественно-экономическое устройство. Сначала сотрудничество между главными соперниками эпохи холодной войны развивалось чрезвычайно успешно, но уже в середине девяностых годов романтический период их отношений закончился. Чеченская война с ее многочисленными жертвами вызвала бурные протесты на Западе, и процесс расширения НАТО на Восток встретил упорное сопротивление со стороны Москвы. Россия пересмотрела свои отношения с западными странами и отказалась от первоначальной стратегии быстрой интеграции в сообщество демократических государств.