Владимир Красно Солнышко. Огнем и мечом - [7]

В Новгороде Сигурд держал детей тайно, поскольку совсем не был уверен, что Владимир одобрит такую трату, да и само воспитание чужого наследника могло попросту поссорить новгородского князя с Харальдом Серая Шкура. Но шила в мешке не утаишь. Олаву было двенадцать, когда на новгородском торгу он встретил вооруженного эста. Неудивительно, но приглядевшись, мальчик вдруг понял, что за оружие перед ним. Эст держал в руках боевой топор Торольва! Олав, с трудом проглотив комок в горле, пошел следом за мужчиной.

Тот спокойно торговался, выбирая нужные ему товары, ни от кого не скрываясь. Эст надолго застрял у лотка со свежими калачиками, которыми торговала пухленькая вдовушка, так и стрелявшая глазками по сторонам. Казалось, для нее главным было не получение дохода от продажи товара, а привлечение внимания к собственным прелестям. Мужчина заигрывал с вдовушкой, и не без успеха, дело явно близилось к уходу с торга по обоюдному согласию, рука эста уже с вожделением поглаживала крутое бедро вдовушки, норовя забраться подальше, а губы под жесткими усами нашептывали в ушко что-то крамольное, отчего женщина хихикала и заливалась краской, но охальника не гнала, видно, нравилось… Олав подобрался ближе, не сводя глаз с топора, теперь у него не было сомнений, что это оружие кормильца. Мальчик уже справился с сильным волнением и теперь желал только одного — узнать, как попал в руки эста этот топор. Заметив интерес Олава к своему оружию, эст усмехнулся:

— Ну, чего таращишься, нравится?

Тот кивнул.

— Хороший топор, — довольно погладил рукоять оружия эст.

— Откуда он у тебя?

Эст подивился вопросу:

— Чего это? — но не удержался и принялся похваляться, как захватил Торольва и зарубил его собственным же топором, потому что тот был слишком стар для раба.

— Ты Клеркон? — голос Олава снова предательски дрогнул, произнося имя убийцы своего кормильца.

— Ну-у!.. — Эст не мог понять, чем вызван такой интерес мальчишки к оружию и к нему самому. Еще немного — и он просто ушел бы, отмахнувшись от Олава или наоборот, кликнул своих, и тогда мальчику пришлось бы туго. Но Олав вдруг протянул руку к топору:

— Дай посмотреть? — В ответ на резкое движение эста, защищающее топор, почти просительно добавил: — Хорошее оружие…

Клеркон, решивший, что мальчишка просто помешан на оружии, согласно захохотал:

— Хорошее! Тебе такого не видать, щенок!

Не обращая внимания на обидное слово, Олав снова тронул топор:

— Дай подержать…

Эст был доволен:

— На, только не урони!

Произошедшего после не мог предвидеть никто: взяв топор в руки, Олав вдруг резко замахнулся и… Клеркон упал с прорубленной головой. Хотя мальчишечьих сил было немного, действительно хорошее оружие и жажда мести помогли Олаву совершить убийство. Стоявшие вокруг замерли. Первой заверещала вдовушка, у которой отняли возможность славно провести вечер и ночь. На счастье мстителя, рядом не оказалось никого из друзей и просто соплеменников Клеркона, не то не видеть бы ему самому белого света.

Пока мстил, Олав не думал о том, что будет дальше, главным казалось именно это — отплатить за гибель кормильца. Но стоило эсту упасть замертво, как мальчик бросился удирать со всех ног. Вовремя, потому как опомнились и новгородцы, за убийство чужака в городе по головке не погладят. Но схватить Олава на самом торге не удалось, он добежал почти до двора своего дяди, когда встретил его самого.

— Что? Куда ты несешься? — изумился Сигурд, останавливая бегущего мальчика.

Олав смотрел на него широко раскрытыми от ужаса глазами:

— Я… я…

Тот схватил племянника за плечи, тряхнул, уже понимая, что случилось что-то серьезное:

— Что ты?

— Я… казнил убийцу Торольва! — наконец выпалил Олав.

Сигурд замер, соображая, что теперь делать. Он не стал интересоваться, как это произошло, как племянник узнал Клеркона — некогда было.

— Беги на двор к княгине! — приказал он мальчику.

Аллогия изумилась, увидев симпатичного норвежца, которого встречала рядом с Сигурдом. Тот едва переводил дыхание от бега, лицо мальчика раскраснелось, волосы растрепались. Но даже спросить не успела, Олав сам бросился в ноги княгине:

— Защити!

— От чего? — чуть подняла бровь та. — Кто тебя обижает?

Странно, юноша просит защиты у нее, слабой женщины, хотя и имеющей дружину, а ведь живет у Сигурда, который и сам не слаб. Неужели натворил что-то противное Сигурду? Тогда худо, вставать между этим мальчиком и княжьим сборщиком дани княгиня не собиралась, хотя мальчика и жаль, молод, хорош собой.

Олав низко опустил голову:

— Я убил эста Клеркона…

— Ой-ой, — сокрушилась Аллогия. Это было еще хуже: одно дело помирить княжьего слугу и его воспитанника, совсем другое — заступиться за убийство чужака. За это карали жестоко, в лучшем случае выплатой виры, в худшем — казнью. Если, конечно, убийца не сможет бежать. Но тогда его ждет изгнание до выплаты виры, а того, кто помог бежать, по головке не погладят.

Княгиня, нахмурившись, выпрямилась. Зачем он бежал сюда? Голос ее стал жестким:

— Как убил? За что?

Олав поднял на нее светлые большие глаза:

— Княгиня, он убил моего кормильца Торольва. Я только отомстил за гибель.