Влад Хельсинг - [14]

Владик не без опаски приблизился к автомобилю. Передняя пассажирская дверь была распахнута, фары светились, но слабо, словно в аккумуляторе почти не осталось заряда.

Владик точно знал, что зомби не пользуются автотранспортом. Подозревал, что и иные монстры, если таковые имеются на свете, тоже его игнорируют. Следовательно, на внедорожнике приехали люди. Приехали, вышли из него, явно не собираясь уходить далеко, потому что даже не захлопнули двери и не выключили фары, а затем куда-то исчезли. Но куда?

Владик бросил взгляд на ограду церковного кладбища, и его страхи, которые он так тщательно борол все сегодняшнее утро, возвратились к нему с утроенной силой. Люди приехали сюда, вышли из машины, и с ними что-то произошло. Несомненно, что-то ужасное.

Конечно, при желании все это можно было как-то объяснить. Люди могли быть живы и здоровы. Возможно, они сейчас находились на развалинах церкви, и, кто знает, чем там занимались. Но Владик даже не попытался всерьез рассмотреть эту наивную версию. Нет, и еще раз нет. Ничего с этими людьми не в порядке. Он знал это точно. И все, что он видел и чувствовал, тоже никакая не игра воображения. Страшная правда состоит в том, что в этом месте обитает неведомое и опасное зло. Оно реально. Оно здесь, рядом, возможно, прямо сейчас следит за ним из укрытия. Нужно убираться из этой деревни, чем скорее, тем лучше. И будь на то воля Владика, он покинул бы ее сегодня же. Но не он принимал решения в их коллективе. Их принимал Цент. А уголовник из девяностых не верил ему. И убедить его будет чертовски трудно.

Владик стал тихонько отступать от автомобиля, даже не подумав о том, чтобы пошарить внутри. Трофеи его не интересовали. Хотелось просто унести ноги, ну и все остальное, желательно, тоже. Он сделал несколько шагов, и вдруг застыл, парализованный ужасом. Прямо перед ним, в высокой траве, лежал человек. Женщина. Судя по фигуре – молодая. Лежала она кверху задом, и не будь ситуация столь кошмарной, Вкладки высоко оценил бы этот задок. Но сейчас ему было не до заманчивых округлостей. Потому что на шее женщины он увидел кровь. Много крови. А затем разглядел раны. Четыре глубокие борозды, пропаханные в побелевшей обескровленной плоти. Как будто чья-то когтистая лапа наотмашь рубанула женщину по шее. Но кто мог сделать такое? Человек не мог. И зомби тоже. У тех и когтей-то не было, а орудовать они предпочитали зубами. Да и уж если добирались до жертвы, то успевали неплохо ее обглодать. А на теле женщины Владик больше не увидел никаких ран.

Обойдя тело большим кругом, он уже приготовился бежать вниз по склону, и едва не наступил на второй труп. Это был молодой мужчина. Он лежал на спине, широко разбросав руки и ноги. Голова его была запрокинута, а горло…. Горла не было. Кто-то выгрыз его так основательно, что из кошмарной раны выглядывали позвонки.

Владик почувствовал, что сейчас он просто потеряет сознание, а затем и жизнь. Он не сомневался, что монстр, убивший эту парочку, где-то рядом. И ничто не помешает ему разделаться с очередной жертвой. А уж если та лишится чувств, ее можно будет потребить медленно и со вкусом, смакуя каждый курочек свежего мясца.

Через мгновение Владик уже несся вниз по склону с такой скоростью, что временами обгонял собственный визг. Это правда! Правда! Тут обитает зло. И он видел его вчера, возле родника. Оно приходило за ним, и он лишь каким-то чудом пережил эту кошмарную встречу. Но вот вопрос – переживет ли он второе свидание с монстром, если таковое случится?

Завывая от ужаса, Владик скатился с холма, преодолел ложбину, взбежал по земляным ступеням и, сломя голову, понесся к дому. Канистры с водой, дробовик и ковшик он проигнорировал, потому что и думать о них забыл. Какие еще канистры? Какой дробовик? Надо бежать отсюда! Ужасный ужас лютует в округе, вся эта деревня и ее окрестности – его охотничьи угодья. Как еще неведомое существо не пожаловало к ним в гости? Едва ли его могли остановить двери или пули. Захоти оно – пришло бы, и всех загрызло. Ну, если бы загрызло только Цента, Владик бы лишь порадовался, но вот Машку, а тем более себя, ему было слишком жалко.

Но Цента, к большому сожалению программиста, никто не загрыз. Он был жив, здоров, и крайне недоволен своим нерадивым слугой.

Проснувшись сегодня нетипично рано, Цент, первым делом, громким властным голосом потребовал чая в постель.

– Владик! – заорал он, разбудив Машку. – Чаю!

Тишина стала ему ответом. Цент полежал, подождал немного, а затем вновь взревел:

– Владик! Чаю!

И вновь никакой реакции.

Цент почувствовал себя оскорбленным до глубины души. Презренный программист нагло игнорировал его высочайшие требования, будто оно так и надо. Будто он решил, что это не повлечет за собой сурового наказания.

Центу стало ясно, что Владик окончательно отбился от рук.

Это началось не вчера. Давно уже Цент замечал в поведении программиста тревожные признаки возмутительно своеволия. То чай подаст чуть теплый, то недосыплет сахара, будто ему жалко его. То наоборот, навалит едва ли не больше, чем кипятка, и давись потом этим приторным сиропом. А как он делал бутерброды с вареньем! Да ведь это же нарочно будешь стараться, и никогда не сможешь сотворить таких уродских бутербродов. Они были настолько неприятны эстетически, что Центу приходилось прилагать моральные усилия, перебарывать свое абсолютное чувство прекрасного, чтобы заталкивать их в рот.