Вкушая Павлову - [15]
— Да, я знаю. Но все же…
— У вас была служанка, примерно того же возраста, что и дед.
— Ай-ай!
Он кивает утвердительно:
— Изредка.
— Понятно, понятно… — Что же, это на многое проливает свет. — Значит, мы с тобой на самом деле братья, Сэм.
— Совершенно верно. Но я привык считать вас дядей, дядя Зиги.
— Ну, чего уж теперь…
— Да. Мой отец сказал, что вы не должны думать слишком плохо о своем отце, о Якобе. В той ужасной ситуации он сделал все, что было в его силах. Он любил сына и был сентиментален. Он видел, как тот сильно влюблен. Ему самому пришлось в свое время отказаться от настоящей любви и жениться по расчету. А овдовев, он женился на женщине, которая была доброй и внимательной к детям, а не на той, кого он страстно любил. И папа, и Филипп любили Ребекку, но она не была ни красивой, ни умной.
— Я помню ее глаза, — говорю я. — Они жгли, как огонь.
Я чувствую, как груз спадает с моих плеч. Якоб не был моим отцом.
— Потом ваша мать снова забеременела и родила вашего брата Юлия.
Я киваю. Слепой гнев. Вывалять бы его мордой в грязи.
— Он умер всего через несколько месяцев. Это стало поворотным пунктом. Папа и Амалия восприняли это как наказание свыше за совершенный ими ужасный грех и решили больше не спать друг с другом.
— Ты хочешь сказать, что они разлюбили друг друга? — язвительно говорю я.
— Да, возможно, так оно и было. Не знаю. Но после этого у деда и вашей матери наконец-то установились нормальные супружеские отношения.
— Значит, моя сестра Анна…
— Тетя Анна была их первенцем. Вы правы.
— Неудивительно, что я ее всегда недолюбливал.
Он достает из кармана жилетки золотые часы:
— Мне пора. У меня деловая встреча, и мне надо успеть на вечерний манчестерский поезд.
— Странно, но труднее всего мне принять то, что папа — Якоб — спал с моей нянькой, Моникой, — медленно говорю я. — Наверно, мне казалось, что она принадлежит только мне.
— Он был вынужден от нее избавиться, когда его брак вошел в нормальное русло. А она уже успела к нему привязаться. К несчастью. Папа рассказывал, что, когда дедушка отказал ей от дома, она закатила истерику. Угрожала рассказать моей матери о том, что между ними было. Поэтому пришлось прибегнуть к хитрости. Она стащила какую-то драгоценность, и ей пригрозили, сказав, что заявят в полицию, если она не уберется подобру-поздорову.
Мой карциноматозный рот растягивается в безмолвной, невеселой ухмылке.
— Дела между тем шли хуже некуда, и семья принялась колесить по всей Германии, пытаясь устроиться получше. И тут, вероятно, дед снова застукал их вдвоем в постели. После этого было решено, что семье лучше разъехаться.
— А я-то думал, что это был Филипп, — бормочу я. — Я слышал, как они шептались и плакали.
— Нет, это был мой отец. Впрочем, ваша мать была очень красивой. Я бы нисколько не удивился, узнав, что и дядя Филипп не устоял. А теперь и вы то же говорите… — Он принимается грызть ноготь на большом пальце. — И папа намекал на что-то в этом роде.
— И вот в конце концов мы осели в Вене.
— Да. И в первое время, кажется, вам приходилось нелегко.
— Ужасно. Мы жили в трущобах. Каждый год переезжали с места на место. У стен нашего дома ошивались проститутки! Я ничего не помню об этом времени!
Помню только, как мать энергично потирает ладони, показывает мне на грязь, которая сходит с них, и говорит, что все мы пришли из земли и в землю уйдем.
Мы сидим молча. Я сильно горблюсь.
— Простите меня, дядя Зиги, — говорит он, наклоняясь, и прикасается к моей руке.
— Почему семья моей матери нам не помогала?
— Почему не помогала? Помогала. Как вы думаете, кто платил за ваше образование?
глава 7
Анна то ли моет, то ли обмывает меня, Люн забивается в угол подальше от невыносимого смрада, а я шепчу:
— Сэм.
— Сэм? Мой кузен? И что — Сэм?
Я хотел было поделиться с Анной тем, что узнал, но понимаю, что мне не хватит сил. Поэтому я лишь говорю:
— Он хороший. Хороший человек.
Озадаченная Анна бормочет:
— Да. Сэм мне нравится.
Она проводит губкой по моему телу. Это касание бесконечно мягко и нежно; но боль опять так сильна, что мне кажется, будто Анна скребет по моей коже бритвой. В ее глазах страх: она боится, что я попрошу у нее позволения умереть сегодня.
— Шур, — шепчу я.
— Да, он уже идет.
— Анна, никому не говори, что мне кололи морфий. Разве что в самом конце.
Я пытаюсь отключить сознание от болевых центров — как оно отключено от зародыша в матке, — чтобы поразмышлять о тех скандальных событиях, что узнал от Самуила. Я представляю себе эту свадебную церемонию восемьдесят три года назад. Скорее всего, в Вене. Я смотрю на радостное торжество глазами Марии, жены Эмануила. Ей всего девятнадцать, но она уже мать и беременна во второй раз. Она видит разрумянившуюся, сверкающую невесту в белых шелках под фатой, видит своего свекра в белом одеянии, чтобы не забывал о смерти и Судном дне. Он вступает под балдахин, который держат четверо мужчин. Мария радуется происходящему: все это так отличается от скучной атмосферы Фрайберга и повседневности. Она искоса поглядывает на Эмануила, и тот улыбается ей в ответ, вскидывая брови в добродушном смешке. Она сжимает его руку.
D. M. THOMASthe white hotelД. М. ТОМАСбелый отельПо основной профессии Дональд Майкл Томас – переводчик Пушкина и Ахматовой. Это накладывает неповторимый отпечаток на его собственную беллетристику.Вашему вниманию предлагается один из самых знаменитых романов современной английской литературы. Шокировавший современников откровенностью интимного содержания, моментально ставший бестселлером и переведенный на двадцать с лишним языков, «Белый отель» строится как история болезни одной пациентки Зигмунда Фрейда. Прослеживая ее судьбу, роман касается самых болезненных точек нашей общей истории и вызывает у привыкшего, казалось бы, уже ко всему читателя эмоциональное потрясение.Дональд Майкл Томас (р.
Вслед за знаменитым «Белым отелем» Д. М. Томас написал посвященную Пушкину пенталогию «Квинтет русских ночей». «Арарат», первый роман пенталогии, построен как серия вложенных импровизаций. Всего на двухста страницах Томас умудряется – ни единожды не опускаясь до публицистики – изложить в своей характерной манере всю парадигму отношений Востока и Запада в современную эпоху, предлагая на одном из импровизационных уровней свое продолжение пушкинских «Египетских ночей», причем в нескольких вариантах…
«Слова… будто подтолкнули Ахмада. Вот удобный случай бежать. Собак нет, ограждения нет, а в таежной чащобе какая может быть погоня. Подумал так и тут же отбросил эту мысль. В одиночку в тайге не выживешь. Без еды, без укрытия и хищников полно.…В конце концов, смерти никому не дано избежать, и гибель на воле от голода все-таки казалась ему предпочтительнее расстрела в одном из глухих карцеров БУРа, барака усиленного режима».Роман опубликован в журнале «Неман», № 11 за 2014 г.
Эта книга написана для тех, кто очень сильно любил или все еще любит. Любит на грани, словно в последний раз. Любит безответно, мучительно и безудержно. Для тех, кто понимает безнадежность своего положения, но ничего не может с этим сделать. Для тех, кто устал искать способ избавить свою душу от гнетущей и выматывающей тоски, которая не позволяет дышать полной грудью и видеть этот мир во всех красках.Вам, мои искренне любящие!
«Одиночество среди людей обрекает каждого отдельного человека на странные поступки, объяснить смысл которых, даже самому себе, бывает очень страшно. Прячась от внешнего мира и, по сути, его отрицая, герои повести пытаются найти смысл в своей жизни, грубо разрушая себя изнутри. Каждый из них приходит к определенному итогу, собирая урожай того, что было посеяно прежде. Открытым остается главный вопрос: это мир заставляет нас быть жестокими по отношению к другим и к себе, или сами создаем вокруг себя мир, в котором невозможно жить?»Дизайн и иллюстрации Дарьи Шныкиной.
Человечество тысячелетиями тянется к добру, взаимопониманию и гармонии, но жажда мести за нанесенные обиды рождает новые распри, разжигает новые войны. Люди перестают верить в благородные чувства, забывают об истинных ценностях и все более разобщаются. Что может объединить их? Только любовь. Ее всепобеждающая сила способна удержать человека от непоправимых поступков. Это подтверждает судьба главной героини романа Юрия Луговского, отказавшейся во имя любви от мести.Жизнь однажды не оставляет ей выбора, и студентка исторического факультета МГУ оказывается в лагере по подготовке боевиков.
Борис Александрович Кудряков (1946–2005) – выдающийся петербургский писатель, фотограф и художник. Печатался в самиздатском сборнике «Лепрозорий-23», в машинописных журналах «Часы», «Обводный канал», «Транспонанс». Был членом независимого литературного «Клуба-81». Один из первых лауреатов Премии Андрея Белого (1979), лауреат Международной отметины им. Давида Бурлюка (1992), Тургеневской премии за малую прозу (1998). Автор книг «Рюмка свинца» (1990) и «Лихая жуть» (2003). Фотографии Б. Кудрякова экспонировались в 1980-х годах на выставках в США, Франции, Японии, публиковались в зарубежных журналах, отмечены премиями; в 1981 году в Париже состоялась его персональная фотовыставка «Мир Достоевского».
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.В четвертый выпуск вошли произведения 21 автора, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Роман-антиутопия талантливого английского писателя А. Гарленда о самосознании наших молодых современников, выросших в городских джунглях в условиях глобальной коммерциализации мира.Архетипический мотив поисков земного рая, его обретение и разрушение обнаруживают внутреннюю противоречивость и духовный трагизм поколения без иллюзий.Сочетание серьезной проблематики с сюжетной динамикой, оригинальность стилистических решений делают книгу Гарленда достойной внимания широкого круга читателей.
Впервые на русском — новый роман Брэдбери.Роман, писавшийся более полувека — с 1945 года до 2000-го — от одной символической даты до другой.Роман, развившийся из рассказов «Апрельское колдовство», «Дядюшка Эйнар» и «Странница», на которых выросло не одно поколение советских, а потом и российских читателей. Роман, у истоков которого стоял знаменитый художник Чарли Аддамс — творец «Семейки Аддамсов».И семейка Эллиотов, герои «Из праха восставших», ничуть не уступает Аддамсам. В предлагаемой вашему вниманию семейной хронике переплетаются истории графа Дракулы и египетской мумии, мыши, прошедшей полмира, и призрака «Восточного экспресса», четырех развоплощенных кузенов и Фивейского голоса…
Элен — любовница женатого мужчины. Конечно, она просит его жениться на ней, конечно, он всегда отказывает. Однажды она исповедуется в своём грехе католическому священнику-ирландцу, и положение меняется.
В своем первом большом романе «Смерть — дело одинокое», написанном через 20 лет после романа «Что-то страшное грядет», мастер современной фантастики Р. Брэдбери использует силу своего магического дара совершенно по-новому и дарит нам произведение, которое является вкладом в жанр крутого детектива и одновременно с мягкой ностальгией воскрешает в памяти события 1949 года и маленький городок Венеция в Калифорнии.