Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга II - [94]

Потому что лица там не было. То, на что она смотрела, было лишь отражением. Он стоял за ней.

Кагоме обернулась, ударившись лбом о лоб Райана. В глазах заплясали звезды. Его голову отбросило назад, а в комнате никого не оказалось. Хотя… у конторки. Возле кухни. Нет, это Брини, кошка Джои.

Слезы хлынули, словно кто-то опрокинул сосуд. Кагоме ничего не видела. Она не могла остановиться, ее трясло. А потом руки Райана обняли, привлекли ее к себе за плечи, спрятали от мира. И Кагоме позволила себя обнять. Растворилась в ощущении защищенности. Она просто прижалась к нему и тряслась. Райан держал крепко.

Позже Кагоме была уверена только в одном: она сама это начала. И она смотрела на Джои, когда делала это. На то место, где раньше было его правое ухо, на черный круглый шрам над дырой в челюсти — след предпоследней из двадцати трех операций, через которые она с ним прошла. По лицу Джои были рассыпаны мелкие язвы, которые, казалось, шевелятся, стоит ей только отвернуться, расползаются, как беременные пауки, плетут свою паутину в теле ее мужа.

Одной из причин было то, что Райану неудобно было ее держать. Его ладони упирались в ее ключицы. Джои в свое время обнимал ее точно также. Он избегал ухаживаний и поначалу не знал, что делать с руками. Ей пришлось всему его учить.

Но частично свою роль сыграло то, что Райан был теплым. Его бледные руки в капельках ее слез, его удивительно твердые бедра бывалого скейтера. Это было так, словно она обнимала Джои, но другого Джои. Джои здорового. Способного выразить свою страсть, слишком большую для изящного тела, свою силу, которая, как иногда казалось, может разорвать его изнутри. Кагоме ни о чем таком не думала, сознание словно отключилось, когда ее руки начали гладить Райана, а ее рот нашел его губы.

Поцелуй длился дольше, чем она могла бы надеяться, и уж точно дольше, чем она ожидала. Так долго, что Кагоме начала задумываться о большем и поняла, что Райан приходил сюда не только ради Джои. Его руки спустились наконец с ее плеч, начали гладить спину, и это было так хорошо… Его глаза были закрыты, а ее взгляд все метался между юношески нежным и беспомощным лицом и жуткой маской спящего мужа. Она словно касалась их обоих. Их рты сомкнулись, пробуя, лаская. Кагоме расстегнула ремень Райана и тут увидела уставившуюся на них кошку и на секунду застыла.

Секунды оказалось слишком много.

Райан поперхнулся, отпрянул, снова стукнулся о ее лоб, неуклюже выбираясь из кресла.

— Ох, Кагоме, — пробормотал он, возясь с ремнем, его пальцы дрожали и соскальзывали. Он посмотрел на пряжку, потом на Кагоме, недоверчиво покачал головой. — Мне так жаль. — У него на глазах выступили слезы.

— Райан.

Кагоме начала вставать, но поняла, что слишком устала для этого. Она просто смотрела на него, не пытаясь успокоить. Просто прислонилась головой к спинке кресла, и ее волосы свободной волной упали до самого пола. Она не плакала. Больше всего ей хотелось остаться одной. Когда ты в последний раз оставалась одна? Месяц назад? Три?

Райан продолжал плакать и повторять «прости». Пока наконец не добрел до двери и не ушел, не сказав, что вернется. Кагоме не смогла даже поднять руку и помахать ему вслед.

А потом она осталась одна. Закрыла глаза и прислушалась. Был миг, когда на нее накатила паника. Даже ветер снаружи словно застыл, ничто вокруг не дышало, даже она. А затем, очень тихо, зазвучало мурлыканье Брини и хриплое неровное дыхание Джои. И снова тишина. Кагоме не слышала даже собственного дыхания. Кажется, миссис Тиел была права, она скорее бонсай, чем жена. Декоративное молчаливое растение.

И ей всегда будет нечего сказать.

Кагоме. Даже имя ее ничего не значит, мать взяла его из какой-то детской песенки.

Открыв глаза, Кагоме выпрямилась в кресле. Она подумала, не позвонить ли родителям в Сендай, но звонить им из этого дома было все равно, что пытаться докричаться с другой стороны пропасти в горах. Здоровье ее матери — и, возможно, уверенность отца в ее предательстве, в потере, когда она решила переехать сюда, — не позволяло им приехать. А здоровье Джои не позволяло уехать ей. Годы катились, как лавина со снежной горы, погребая под собой прошлое. У Кагоме не осталось сил на подобные звонки.

«Я знаю тебя», — промелькнуло у нее в голове. Она продолжала сидеть.

У Кагоме возникла мысль позвонить Райану. Сказать, что ему не за что извиняться, что это была ее вина. Что ей приятны его визиты, что его присутствие было для Джои так же необходимо, как ее близость. Благодаря им Джои боролся. Но Кагоме решила, что этого можно и не говорить. Райан был умницей, несмотря на свою застенчивость. Таким же, каким был Джои. Был.

К изумлению Кагоме, миссис Тиел пришла домой пьяная до невменяемости. И застыла, раскачиваясь, над постелью сына, бездумно глядя на нее. Кагоме встала, набросила одеяло свекрови на плечи и отвела ее наверх, отдыхать. Руки женщины были холодными, словно она несколько часов держала их в ведерке со льдом. Кагоме включила в спальне свет. Миссис Тиел заморгала и начала бормотать:

— Спасибо, Кагоме. Ты, без сомнения, единственный человек во Вселенной, способный легче всех это переносить.