Вкус пепла - [49]

– И что из всего вышесказанного следует?

– А то, что мальчишка из мести убить не мог. Не то сословие, чтобы мстить, как он выразился: «за смерть друга». Из-за девушки – мог! Романтика. Из-за денег, точнее крупного состояния, тоже мог! Вы, кстати, проверьте, не вызывал ли Урицкий к себе на допрос старшего Канегиссера. Ведь наверняка у инженера за рубежом имеются в банках счета на кругленькие суммы. Вполне возможно, ваш Моисей на них-то глаз и положил. Это – причина! А месть из-за друга… Сие из мира фантазий господина Дюма, которые, как вы правильно заметили, юноша придумал в момент ареста. Потому как иной гипотезы на тот момент у него под рукой не имелось. Теперь касательно моего предположения, будто мальчишку подтолкнули к убийству. Ночью в камеру подсадили двух уголовников. Вам об этом, насколько я понимаю, сообщили.

– Тюрьма переполнена. Пришлось вас потеснить.

– Понимаю. – Белый поставил стакан на стол, однако к папиросам притрагиваться не стал. – Только непонятно, зачем они хотели убить мальчика? Ни с того ни с сего. Без причины.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно!

– У вас имеются доказательства?

Полковник развел руками.

– Что вы… У меня есть глаза. Уши. Опыт. Что и подсказало, что тех уголовников совсем не случайно определили именно в нашу камеру. Дальнейшие выводы делайте сами.

Если бы было так просто – сделать выводы.

Полковник прав: блатных к ним в камеру подсадили не случайно. Мало того: подсадили по Варькиному личному распоряжению. Яковлева… Об этом чекисту доложили в докладной записке о происшедшем. Но и это было не все.

За час до прихода полковника с Дворцовой площади, телефоном, сообщили о том, что красноармеец Шматко из охраны комиссариата, который вчера преследовал Канегиссера вместе с чекистами и которого сегодня вызвали вторично на допрос, ранним утром был найден мертвым возле своего дома. Зарезали ночью, когда тот возвращался домой. Ножом в спину. Стянули сапоги, ремень. Обшмонали карманы. Возможно, убийство с целью ограбления. Но что-то с трудом верится в подобное. К тому же второй солдат, Фролов, куда-то запропастился, чтоб его… Вот тебе и загадки. Убийцу пытаются ликвидировать в камере. Свидетели погибают на воле. И вокруг всего этого, словно ведьма, вертится Яковлева. А тут еще Феликс приезжает. Тот самый Феликс, который прислал Варвару. Вот и спрашивается: по чьему велению хотели порешить Канегиссера? По Варькиному или исполняли приказ Москвы?

Бокий вторично пододвинул к арестованному сигареты, сам отвернулся к окну. Ему нужно было, чтобы Белый отвлекся куревом и не обратил внимания на изменения в поведении чекиста.

Глеб Иванович вдруг подумал (и эта мысль обожгла мозг): а с какой стати он решил, будто Дзержинский приедет? Ведь наверняка Феликс на всех порах возвращается в Москву. Конечно, убийство Соломоновича – серьезная причина для его появления в Северной столице, но ведь там совершено покушение на самого Ленина! Ленин и Урицкий – даже смешно ставить их на одну доску.

Но тогда что ж выходит? Получается, покушение на Канегиссера было неслучайным? И он своими действиями отменил распоряжение Дзержинского, которое тот передал Варваре? Да, тут точно можно сойти с ума.

* * *

Урицкий убит. Ленин ранен. Руками правых эсеров русские и союзные капиталисты хотят снять голову с рабочей революции. Пролетариат ответит организованным террором и удвоенными усилиями на фронте. Класс убийц – буржуазия – должен быть раздавлен!

Е.М. Ямпольская

«Правда», 31 августа 1918 года.

* * *

За пару домов до жилища бывшего преподавателя Михайловского училища, капитана в отставке Сартакова, Доронин приказал чекисту, управлявшему автомобилем, остановиться:

– Мы с Аристархом Викентьевичем пройдемся. Тут недалеко. А ты обожди.

Пройдя несколько шагов по набережной Невы, на такое расстояние, чтобы шофер не услышал, Демьян Федорович процедил сквозь зубы:

– Никак не могу взять в толк, гражданин Озеровский. Вы что же, ставите под сомнение тот факт, что убийство товарища Урицкого сделано руками контры?

– Нет, не ставлю, – вынужден был выдавить из себя Аристарх Викентьевич. Матрос давил на него своим революционным авторитетом, чем приводил старого следователя в трепет.

– А мне вот кажется как раз наоборот! – чекист с силой сунул руку в карманы галифе, вынул из него сделанный из дерева простенький портсигар, лихо кинул папироску в рот. – Поставить под сомнение мятеж! Не много ль на себя берете? Нет, со многим из того, что вы говорите, я согласен. Согласен, что нужно посмотреть заново дом на Миллионной, тут вы правы. Согласен, что пацан что-то скрывает от нас и у него были сообщники. Может быть, даже из ЧК. Согласен: положили вы на обе лопатки и меня, и товарища Бокия своей логикой. Но поставить под сомнение мятеж, тут знаете ли… – Матрос задохнулся от возмущения. Озеровский промолчал. Поэтому Доронин решил «додавить». – Хорошо, что Глеб Иванович вас не слышал. Впрочем, не факт, что о ваших словах Михайлов не донесет в ЧК.

Озеровский и на сей раз промолчал.

Матрос зло сплюнул на тротуар.

– Вы что, язык проглотили? – Доронин с силой, зло втянул в себя папиросный дым. – И потом: на кой вам ляд сдался Сартаков? Ведь Михайлов четко сказал: Канегиссер ни в каких отношениях с заговорщиками не состоял. А Михайлов – это вам не «Ванька с Моросейки». Комиссар училища, представитель власти!