Вкус: Наука о самом малоизученном человеческом чувстве - [16]
Конкретно к Даниэль Рид, одной из ведущих исследовательниц в области генетических различий в восприятии вкуса. Несколько месяцев назад я плюнул в пробирку и отправил ее Рид для генетического анализа. (Слюна содержит достаточно генетического материала, поэтому генетикам больше не нужны образцы крови или мазки со слизистой рта для проведения тестов ДНК.) Настало время узнать все тайны моей вкусовой чувствительности и сравнить ее с вкусовой чувствительностью других людей.
Тест, который предлагает мне Рид, вряд ли мог быть менее низкотехнологичным. Ассистенты дают мне коробку с несколькими пронумерованными флаконами и большим пластиковым стаканом для сплевывания. Я беру флакон № 1, делаю глоток, некоторое время полощу жидкостью рот и сплевываю в стакан, после чего заполняю анкету. Я указываю, каким по вкусу – сладким, соленым, кислым или горьким – показался мне этот образец, оцениваю интенсивность ощущения и то, понравилось оно мне или нет. Затем я перехожу к флакону № 2. Это немного похоже на дегустацию вина, но без присущей ей претенциозности. И без вина.
Когда я покончил с последним флаконом, мы с Рид садимся, чтобы оценить, как результаты моего тестирования соотносятся с моими генами. Даниэль Рид – невысокая, полноватая женщина с копной темных вьющихся волос и веселым нравом. Она признается, что генетический анализ напоминает ей процесс распаковки подарка-сюрприза. Хотя она делала это сотни, если не тысячи раз, каждый раз она по-прежнему испытывает легкое волнение.
Первый тест оказался ловушкой: флакон № 1 содержал обычную дистиллированную воду. Я с облегчением вижу, что не поставил отметку напротив ни одного из вкусов, в графе интенсивности вкуса написал «похоже на воду», а свои ощущения оценил как нейтральные. По крайней мере, я не чувствую вкуса там, где его нет. Далее мы переходим к реальным вкусам – и моим генам.
Мы начинаем с гена T1R3, отвечающего за рецепторы сладкого вкуса и умами. Рид проверяет мой геном на наличие одного из его вариантов, который, как установили другие исследователи, влияет на восприятие сладкого. Каждый ген имеет определенный «генетический код» – последовательность нуклеотидов, – и небольшие вариации в этом коде создают разные варианты одного и того же гена. Аналогично тому, как изменение всего одной буквы в слове может изменить его значение (корова – корона), изменение одной «буквы» в последовательности ДНК гена может изменить кодируемый им рецепторный белок. В случае гена T1R3 люди с тимином (Т) в определенном месте этой последовательности менее чувствительны к сладкому вкусу и любят его больше, чем люди, у которых в этом месте находится цитозин (C). «Поскольку носители первого варианта гена слабее чувствуют сладкий вкус, они предпочитают более высокие концентрации», – говорит Рид.
Оказывается, я являюсь носителем двух вариантов ТТ – по одному от каждого родителя – что должно делать меня классическим сладкоежкой. Но это не так. Как раз этим утром в Starbucks мне по ошибке дали подслащенный кофе глясе, и я не смог допить его, потому что он был для меня слишком сладким. Я легко обхожусь без сладких десертов. Может быть, в анализ моего генома вкралась ошибка?
Рид берет результаты моего дегустационного теста и разражается смехом. «Ой, да вы плохо себя знаете! Посмотрите, вы недалеко ушли от сладкоежек!» Я оценил 12-процентный раствор сахара – примерно эквивалентный по сладости обычной сладкой газировке – как «умеренно сладкий» и очень приятный. Сама Рид – носитель варианта CC – находит этот сироп отвратительно приторным. Судя по всему, связь между генами, вкусовым восприятием и нашими пищевыми предпочтениями не так проста, как кажется.
Не менее запутанны и наши отношения с горьким вкусом. Генетический анализ рецептора T2R19, отвечающего за восприятие хинина (горького вещества, содержащегося в тонике), показал, что я являюсь носителем «низковосприимчивого» варианта гена. Соответственно, я оценил вкус раствора хинина как умеренно горький и не очень интенсивный. Это хорошо объясняет мою любовь к тонику – как я уже говорил, тоник – единственный безалкогольный газированный напиток, который я употребляю. Но это не объясняет пристрастия к джину и тонику самой Рид, которая имеет высоковосприимчивый вариант того же гена. «Джин с тоником кажутся мне очень горькими, – признается она, – но мне это нравится!»
И еще есть наш старый друг рецептор горького вкуса T2R38, определяющий нашу чувствительность к пропилтиоурацилу, фенилтиокарбамиду и соединениям тиомочевины в брокколи и брюссельской капусте. Генетический анализ подтвердил то, что я уже знал из разговора с Линдой Бартошук: я один из тех счастливчиков, которые остро реагируют на эти горькие вещества. Когда я попробовал раствор фенилтиокарбамида, я оценил его как интенсивно горький.
Но почему же Даниэль Рид любит джин с тоником, которые она находит интенсивно горькими? Да и сам я почему-то с удовольствием потребляю еду и напитки с горьким вкусом, вместо того чтобы их избегать. Как объяснить этот парадокс?
«Дело не только во вкусовых ощущениях, – говорит Рид. – Многое зависит от мозга. А наш мозг воспринимает более широкую картину, включая контекст, в котором вы получаете те или иные вкусовые ощущения, и эффекты, которыми они сопровождаются». Действительно, мы быстро учимся получать удовольствие от продуктов – даже тех, которые изначально казались нам отвратительными на вкус, – если они сопровождаются привлекательным вознаграждением. Горький кофе, дающий нам заряд бодрости, вскоре приобретает для нас приятный вкус. То же самое происходит с горьким пивом и джином с тоником, которые обычно ассоциируются с вечерними посиделками в компании хороших друзей.
Послевоенные годы знаменуются решительным наступлением нашего морского рыболовства на открытые, ранее не охваченные промыслом районы Мирового океана. Одним из таких районов стала тропическая Атлантика, прилегающая к берегам Северо-западной Африки, где советские рыбаки в 1958 году впервые подняли свои вымпелы и с успехом приступили к новому для них промыслу замечательной деликатесной рыбы сардины. Но это было не простым делом и потребовало не только напряженного труда рыбаков, но и больших исследований ученых-специалистов.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Монография посвящена проблеме самоидентификации русской интеллигенции, рассмотренной в историко-философском и историко-культурном срезах. Логически текст состоит из двух частей. В первой рассмотрено становление интеллигенции, начиная с XVIII века и по сегодняшний день, дана проблематизация важнейших тем и идей; вторая раскрывает своеобразную интеллектуальную, духовную, жизненную оппозицию Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого по отношению к истории, статусу и судьбе русской интеллигенции. Оба писателя, будучи людьми диаметрально противоположных мировоззренческих взглядов, оказались “versus” интеллигентских приемов мышления, идеологии, базовых ценностей и моделей поведения.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.