Включите северное сияние - [8]

— Я — борт семьдесят семь-четыреста пятьдесят шесть. Вызываю "Кристалл". — Голос долетел до Раиных ушей, как далекое эхо. И тут же все ближние голоса замолкли. Рая, едва дыша, подкрутила настройку. — У вас что, зажечь нечего? "Кристаллы, не вижу огней на посадочной полосе. Жгите матрацы, они уже не понадобятся. "Кристалл", "Кристалл"...

— Я — "Кристалл". Борт семьдесят семь-четыреста пятьдесят шесть, полоса смята льдами. Уходите в Порт. Когда расчистим новую полосу, дадим знать. Ждите в эфире.

— "Кристалл", "Кристалл". Я Володя Бойков. Я буду близко. Держитесь, ребята.

— Володя, уходи. Связь прекращаю. Пойду помогу народу полосу расчищать. Следи за эфиром! Следи за эфиром...

Раины руки побежали по клавишам и верньерам, — наверно, отыскивая ту самую, не существующую пока еще кнопку, которую нужно нажать — и беда отступит. Потом глаза Раины уставились на окно, на цветущую в горшке королевскую бегонию. Цветы у бегонии как мотыльки, только еще прозрачнее.

— "Фиалка", "Фиалка"... — позвали ее из недремлющей ночи.

Рая снова склонилась над своей работой.

* * *

Фонари украсили ночь светящимися шарами. Вьются в безветрии вокруг шаров легкие, народившиеся от света и от мороза снежинки. Кружатся и не падают на землю. В двухэтажных домах окна разноцветные от занавесок и абажуров. Музыка играет по радио и с пластинок.

От дома к дому, помимо тротуаров деревянных, проложены короба, как бы длинные ящики. На коробах ни снега нет, ни льда. По этим коробам побежали Ленька, Наташка и Коля.

— Что это за гробы? — спросил Коля. Ленька ответил:

— Ты свой юмор оставь, — но объяснил все же: — В коробах отопление паровое. В землю его не спрячешь — вечная мерзлота. Его и положили над землей, войлоком обернули, опилками засыпали и в деревянные короба упрятали. Это тебе не на пляже сидеть.

Шлепают Ленькины и Наташкины валенки по дощатым коробам. Шуршат Колины валенки вслед за Наташкой. На перекрестке, где короб с коробом пересекаются, как две дороги, толстый кот лежит полосатый.

Кот даже с места не сдвинулся, когда Ленька, Наташка, а вслед за ними и Коля перепрыгнули его. Коля подумал: может быть, замерз этот кот, закоченел — и все тут, и лежит на морозе трупом. Наклонился Коля, потрогал ладошкой доски, а они теплые. "Спит, — решил Коля, — пригрелся тут, на далеком Севере, и дрыхнет себе, как на печке".

Ленька и Наташка остановились, потому что короб круто пошел вниз, в темноту. Вверху звезды зеленые, как кошачьи глаза. Внизу темень — море замерзшее. Разглядел Коля в этой глубокой тьме — огоньки насыпаны грудками, словно кусочки неба выкрошились и упали вместе со звездами.

— Корабли, — объяснила ему Наташка. — Они здесь зиму зимуют — некоторые. Они первыми к островам отправятся. Придут ледоколы из Мурманска с другими кораблями. Те корабли здесь останутся, отдыхать после проводки, а эти пойдут. Потом и те пойдут, и еще... Там, — она махнула рукой куда-то вбок, — выше на севере, пролив есть — Вилькицкого, там всегда льды толкутся. Даже летом. Там без ледоколов нельзя... Летом здесь кораблей много. Они у нас отдыхают... — Эту последнюю фразу Наташка произнесла таким голосом, каким говорят ребята о вкусном мороженом или, к примеру, об апельсинах.

Представила Наташка лето. Народу на улицах — как в больших городах по субботам. На рейде корабли ворочаются. А в клубе! Танцы! И каких только нет людей. И наших, и заграничных. И моряков, и геологов, и охотников-тундровиков. Молодые штурманы в черных костюмах с золотыми шевронами и в лаковых ботинках танцуют с девушками-геологами, одетыми в кирзовые сапоги и зеленые брезентовые брюки. Геологи бородатые, комарами изъеденные, в штормовках и прожженных возле костра свитерах, танцуют с корабельными буфетчицами, разряженными в пух и прах в кружевной нейлон — на руках перчатки тонкие выше локтя. Говорят геологи корабельным буфетчицам по-заграничному, и буфетчицы геологам по-заграничному отвечают: "Йес... 0-ла-ла..." И матросы танцуют, и медсестры, и повара, и радистки, и плотники, и штукатуры, и летчики, и ученые, приехавшие по делам с зимовок. И все одеты по своему индивидуальному вкусу, или, как говорится, по своей прихоти. И всем весело, и никто ни в кого пальцем не тычет.

Весело и свободно.

— А там что? — спросил Коля, показав рукой на другую горсточку огоньков.

— Остров, — сказал Ленька. — Аэродром. Ну и так далее... Тебе пока знать не надо.

Коля посмотрел на Леньку жалеючи, но не возразил, а спросил:

— Если тигр укусит кошку за хвост, что будет?

— Бесхвостая кошка, — ответил Ленька. Наташка крикнула:

— И нет! Слепой тигр будет. Она ему глаза выцарапает. Коля очень серьезно померил Наташкин лоб пальцами.

— Голова нормальная, а мозгов — как у Ивана Сергеевича. Наташка обиделась, отшатнулась даже.

— Но, но... У какого Ивана Сергеевича?

— У Тургенева. Мы с Санькой, моим лучшим другом, в книжке читали: у Тургенева самый большой мозг был в мире.

— Ну, враг, — сказал Ленька восхищенно. Шлепнул Колю по плечу и добавил: — Сатирик.

Внезапно в природе что-то произошло. Что-то беззвучно лопнуло и раскололось.

— Что это? — прошептал Коля.