Визуальные искусства в ситуации глобализации культуры: институциональный аспект - [22]

Несмотря на явные издержки, путь взаимодействия внутренних задач музея с созданием комфортной обстановки для зрителя можно считать ориентиром для создания новой модели «живого музея». [49] Подобное «вторжение» разнообразных потребностей зрителя влияет и на внутреннюю архитектуру современного музея. Директор ГМИИ им. А. С. Пушкина И. Антонова, рассуждая о планах реконструкции музея, отметила: «Музей XXI века делится на две части: половина отдана экспозиции, столько же зрителям. Чтобы было, где поесть, послушать музыку, посмотреть фильм, почитать книгу, поиграть с детьми. Словом, полноценно отдохнуть, а не только ходить между картинами и статуями. Один вид искусства должен дополнять другие, это обогащает восприятие!» [50] Данная позиция демонстрирует пример сочетания потребностей современного зрителя с сохранением установки на понимание музея как особого, сакрального пространства.

В то же время в теории и практике зарубежного (а затем и отечественного) музейного дела появилось новое понятие – «экомузей». В буквальном переводе – это дом-музей, по содержанию – синтез природы, культуры и традиционной социально-экономической жизни населения (народа, социальной группы) конкретного региона. Экомузей выступает как возможность вживания в чужую культуру не только через созерцание, но и активное освоение другого способа понимания мира. Также широкую известность сегодня получило рекреационно-прикладное освоение архитектурных объектов, имеющих историко-культурное значение: в бывших замках, дворцах, фортификационных сооружениях, в старинных домах, амбарах, мельницах и т. п. открываются торгово-ресторанные заведения, которые становятся известными благодаря своей «культурной» начинке. Однако в подобных заведениях, по сравнению с экомузеями, экзотическая среда является скорее декоративной, рекламной, чем культуротворческой. Удачным примером «живого музея» можно считать историко-культурные реконструкции, регулярно проводимые в городе Выборге, где «вживание» в историю происходит не только у участников исторических реконструкций, но и посетителей праздника. Если в произведении С. Довлатова «Заповедник» приезжающие в музей оставались гостями-созерцателями, то здесь происходит не только сохранение памяти о прошлом, но и общение с историей, погружение в творческую среду, направленное на развитие личности.

Современное искусство стремится к сотворчеству. Поэтому интерактивность, диалогичность являются перспективными музейными технологиями. Музей, художественная галерея сегодня часто становятся местом рождения художественных произведений, диалога автора – зрителя – критика. Феномен художественной акции демонстрирует пример особого пространства редукции себя и окружающего мира через использование взаимодействия как метода познания и репрезентации окружающего мира и собственного «Я». Акция – действо, помещенное в пространство, априорно атрибутированное как пространство художественного, дает с одной стороны маркирование происходящего как Искусства, а с другой предоставляет свободу средств вне классических представлений о его сущности, т. е. (если следовать терминологии Б. Гройса) – запись в «архив» еще до свершения. Художественные практики, проникая в зоны пограничного пространства искусства – неискусства, современности – прошлого, национального и глобального творят искусство, которое часто выходит за рамки художественного дискурса, что в России иногда приводит к неадекватной реакции публики. Так, выставка «Осторожно, религия» в Общественном центре имени Сахарова (январь, 2003 год, г. Москва) вызвала возмущение верующих, хотя сами художники заявили темой своих работ протест против спекуляции любыми символами. Но как сказал Владислав Флярковский (телеканал «Культура»), протест был вызван неадекватностью произведений, и скандал послужил скорее рекламе выставки, вызвал общественный резонанс.

Если художник вырывается за рамки институализированного «художественного», то он дает право зрителю и общественности составлять свое мнение об увиденном, не оставаясь в границах классического дискурса. Побочным элементом становится потеря защиты: вступая в другие игры, художник не может надеяться, что правила по отношению к нему самому останутся прежними; единственной защитой в таких условиях остается пространство, маркированное вывеской как выставочный зал или общественностью как принадлежащее искусству. Кроме этого, такое действо, чтобы считаться состоявшимся, нуждается в обосновании, рекламе, фото– и видео-фиксации, дискуссионном обсуждении. При этом сами видео– и фотоматериалы, буклеты могут стать отдельным произведением искусства. В пространстве акции «Я сам» могу созерцать «себя иного», распадающегося на творца и творение, на виртуально сконструированные новые образы, и видеть свое перевоплощение на вырванных из тела акции обрывках фотографий и видеопленки. Как результат – публичная деконструкция себя, выстраивание собственных границ личности, освобождение от системы социальных, культурных маркеров, половой и расовой принадлежности и, естественно, создание новых границ, новых означающих; самолюбование. Автор создает и подписывается, с одной стороны подставляя себя под стрелы, а с другой защищая себя и свое творение своим именем, защищая и «меня» как зрителя, соучастника, заговорщика, предоставляя мне право подписываться рядом или нападать.