Визит нестарой дамы - [9]

– В Америке они в метро не торгуют, – скривила губы Дин.

– Ну, Димка всегда был сдвинут на всю голову… Что это у тебя, Ирка, на грудях наклеено? – Ёкины глаза наконец оторвались от Дин и сконцентрировались на мне.

– Переводная картинка. Дин проводит первичную американизацию, хочешь, и тебе переведем?

– С ума сошла? Мне уж пора учиться, как в гроб ложиться, а не сердечки на сиськи клеить. У нас на той неделе мальчика замочили, тридцать лет, вроде и крутым не был. Осталась жена с грудным ребенком, – сказала Ёка и залпом выпила.

– Допрыгаешься ты, Ёка, – вырвалось у меня.

– Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей. – Она посмотрела на часы, полезла за записной книжкой и начала набирать номер: – Ваське звоню. Он тоже не поверил, что у Димки сестра, тоже подумал, что это его очередной прикол. Алло, Вась, в натуре сестра, с порога видно, бери мотор, подъезжай. Тачку купил? Да что ты? Что ж ты молчал? Ну, давай скорей, и фоту захвати. – Она положила трубку и задумчиво прокомментировала: – Васька-то женился…

– На ком? – спросила я.

– Сейчас приедет – расскажет. Ну Васька, ну Васька… Главное, перезваниваемся иногда по делу, молчал как рыба об лед.

– Ежу было понятно, что быстро женится, – сказала я и вспомнила, как прятала у себя дочку Васьки и Пупсика, когда он, изображая большего истерика, чем на самом деле, пел выходную арию обманутого мужа. – Чем больше крику, тем быстрее следующий марш Мендельсона.

– А что, они развелись? – спросила Дин.

– Развелись, – мрачно ответила Ёка.

Повисла пауза.

– А какой у вас бизнес? – торопливо спросила Дин.

– Недвижимость. Стремный бизнес, внизу шофер с пушкой сторожит, то ли посадят, то ли подстрелят. Это тебе не Америка. На Тихонины алименты не проживешь, а мне сыну надо хату сделать, университет платный, и вообще…

– Так вы с Тихоней тоже развелись? – удивилась Дин.

– Все развелись. Ирка со своим тоже развелась. У нас все теперь развелись, новая реальность, – сказала Ёка, налила себе ликера и подняла рюмку: – За Димку, и чтобы у Кришны все наши грехи замолил! Он там еще на американке не женился? Все по Ирке сохнет?

– Ёка, ну что ты плетешь? – взбесилась я. Особенностью компании было полное непонимание наших отношений, мы читались ими как такая же парочка, как и они сами. А мы были хуже! Мы были соседями, мы были гражданскими братом и сестрой.

Повисла неловкая пауза, и Дин начала выпутываться из нее:

– Я имею задачу собрать всю компанию, выяснить жизненный уровень и в соответствии с этим разделить сумму между вами.

– А сумма-то какая? – без комплексов спросила Ёка.

– Я могу назвать ее, только собрав всех вместе.

– Ну как всех вместе? – Ека посмотрела на меня в поисках поддержки: – Мы все вместе теперь можем собраться только на похоронах… Но если за пятьсот штук долларов, то я хоть с чертом соберусь, а если за пятьсот, то столько я и сама могу на чай дать.

– Это не есть вопрос только денег, – мягко начала Дин, – нам известно, что здесь очень изменилась жизнь и от этого рухнули самые светлые дружбы. И мне бы хотелось, то есть не мне, а брату, попытаться помочь людям простить друг друга. Потому что если он решит вернуться в эту страну, то он хотел бы знать, что ему есть куда вернуться… А деньги – это только повод.

Мы с Ёкой в ужасе переглянулись, такого сентиментально-долларового компота нам еще не наливали.

– Что-то я не понимаю, куда ты идеологию грузишь? Он что, решил за свои деньги нас оттуда воспитывать? – взъярилась Ёка.

– Как нам обустроить Россию, сидя в Вермонте. Это мы уже проходили, – сказала я, отличающаяся особенной любовью к шестидесятникам, которые встали на моем сегодняшнем пути в искусстве прочнее, чем все большевики с цензурой, вместе взятые, во времена застоя.

Пауза обняла нас крепче, чем предыдущая. Дин завозила нервными пальцами по кистям на халате и выдохнула:

– Перед вами только исполнитель.

– Видишь ли, деточка, – прищурилась Ёка, – они все одноклассники, золотая юность, престижная английская школа, а я – сбоку припеку. Я в компании работала взрослой женой Тихони, – Ёка была старше нас на пять лет, в юности это казалось огромной разницей, – теперь у него Пупсик жена. Так что давай мою долю, а свои сантименты пусть едят вместе.

– Тихоня женился на Пупсике? – спросила Дин потрясенно и уронила шелковые кисти из накладных когтей.

– Димка же исчез на три года. Он же ничего не знает, он думает – «друзья, прекрасен наш союз», а тут– пепелище, – подытожила я.

– Эти три года были очень трудными, – нахмурилась Дин.

– Ясное дело, от легкой жизни «Харе Кришна» не запоешь, – предположила Ёка. – Мы тоже были не в раю… Но как он умудрился денег заработать? Он же всегда был не от мира сего.

– То есть вы, Маргарита, не хотите встречаться с Пупсиком и Тихоней? – спросила Дин.

– Я тоже не хочу, – промямлила я.

– Ой, чуть не забыла, – вскочила Дин, полезла в чемодан и подала Ёке пакет. Из пакета заструилось желтое, расшитое цветами и птицами кимоно. – Это вам.

– Спасибо, – сказала Ёка в легком ошеломлении, повертела, потискала и понюхала кимоно, изучила этикетки, впрыгнула в него с неожиданной проворностью и начала пританцовывать перед зеркалом. – Ну Димка, ну Димка! Он всегда говорил: «Ёко Оно, когда я стану богатым, я подарю тебе кимоно, и ты обучишься японской чайной церемонии!» Вот это память…