Визит лейб-медика - [4]

Художественному творению непозволительно искажать факты. Художественное творение — очернитель фактов. Живопись он, правда, не имеет в виду.

Творцы часто позволяют себе вольности. Подобные вольности могут приводить к волнениям, хаосу и грязи. Поэтому даже благочестивых поэтов необходимо одергивать. Мильтоном профессор, тем не менее, восхищается, хоть и неохотно. Он характеризуется как «превосходный». Мильтон — превосходный поэт, позволяющий себе вольности.

А вот Хольберга[5] профессор презирал.

Книга о Мильтоне принесла ему удачу. Особенно восторгалась набожная вдовствующая королева, высоко оценившая эту острую и в то же время богоугодную критику, поэтому она и распорядилась назначить Гульберга гувернером сводного брата короля Кристиана — принца крови, бывшего слабоумным или, пользуясь часто употреблявшимся тогда словом, дебилом.

Анализ соотношения фактов — четких постулатов Библии и художественного вымысла — «Потерянного рая» Мильтона и положил начало его политической карьере.

4

Нет, никаких конных статуй.

Раем для Гульберга было то, что он завоевал на своем пути от владельца похоронной конторы в Хорсенсе до Кристиансборга[6]. Там он закалился и научился ненавидеть грязь.

Свой рай Гульберг завоевал сам. Не унаследовал. Завоевал.

На протяжении нескольких лет его преследовал недоброжелательный слух; злонамеренно истолковывали его невзрачность, то есть внешний облик, который, в конце концов, все же был приукрашен и возвеличен с помощью художников, после того, как он в 1772 году захватил власть. Распространился слух, что когда ему было четыре года и всех поражал и восхищал его певческий голос, любящие, но бедные родители кастрировали его, узнав, что в Италии для певцов открывались большие возможности. Однако, к их разочарованию и досаде, достигнув пятнадцатилетнего возраста, он отказался петь и переключился на политику.

Все это было неправдой.

Его отец, бедный владелец похоронной конторы из Хорсенса, никогда не слышал оперы и никогда не стремился получить доход от кастрированного ребенка. Эта клевета, как было доподлинно известно Гульбергу, исходила от итальянских оперных певиц при копенгагенском дворе, а они были шлюхами. Все просветители и богохульники, особенно жившие в Альтоне, — змеином логове просвещения, пользовались услугами итальянских шлюх. От них исходила всевозможная грязь, и этот грязный слух — тоже.

Странное преждевременное старение, которое, однако, проявлялось лишь внешне, наступило рано, в пятнадцатилетием возрасте; врачи оказались бессильны. Поэтому он презирал и врачей. А Струэнсе был врачом.

Что касается слуха об «операции», то он разделался с ним только когда обрел власть и, следовательно, перестал казаться незначительным. Ему было известно, что сплетни об «оскоплении» вызывали к нему неприязнь. Он научился с этим жить.

Однако Гульберг фактически подтвердил глубинную правду этого, хоть и неверного, слуха. А правдой было то, что его благочестивые родители уготовили сыну роль владельца похоронной конторы, но он от нее уклонился.

Он сам наделил себя ролью политика.

Характеристика, данная английским посланником королю и Гульбергу в 1782 году, озадачивает, но в то же время правдива по своей сути.

Посланник, похоже, выражает удивление по поводу «любви» Гульберга к королю, чью власть он украл и чью репутацию уничтожил. Но ведь и сам Гульберг не переставал поражаться проявлениям любви! Как можно ее описать? Он без конца задавался этим вопросом. Все эти красивые, высокие, блистательные люди, знающие толк в любви, были такими слепцами! Политика — это механика, ее можно анализировать, конструировать; она в каком-то смысле машина. А все эти сильные, выдающиеся люди, знающие толк в любви, как же могли они наивно допустить, чтобы ясную политическую игру затмила гидра страсти!

О мудрые просветители, вечно мешающие чувства с рассудком! Гульберг знал об этой слабой, уязвимой точке на брюхе чудовища. И однажды он понял, как близок был к тому, чтобы подвергнуться греховной заразе. Зараза исходила от «маленькой английской шлюхи». Ему пришлось стоять на коленях возле собственной постели.

Этого он не забудет никогда.

Именно в связи с этим он и говорит о могучих дубах, о том, как деревья повалили, и только неприметный куст остался стоять как победитель. Он описывает, чтó произошло в вырубленном лесу и как ему, невзрачному коротышке, удалось возвеличиться и править там, где он наблюдал происходившее, среди поваленных стволов этого уничтоженного леса.

Он полагал, что видел только он один.

5

К Гульбергу надо относиться с уважением. Он все еще почти незаметен. Вскоре он сделается заметным.

Он почти сразу увидел и понял.

Осенью 1769 года Гульберг делает запись о том, что молодая королева становится для него «все большей загадкой».

Он называет ее «маленькой английской шлюхой». Порочность двора была ему хорошо известна. Уж историю-то он знал. Фредерик IV был набожен и имел при этом множество фавориток. Кристиан VI — пиетист, но предавался распутству. Фредерик V шлялся по ночам по публичным домам Копенгагена, убивал время за выпивкой, карточной игрой и похабными разговорами. Он умер от пьянства. Вокруг его постели толпились шлюхи. По всей Европе одно и то же. Все началось с Парижа, а затем, как болезнь, распространилось по всем дворцам. Всюду грязь.