Визит генералиссимуса - [25]

Сталин нахмурился.

– Что значит, запрещена? – спросил он.

– Еще в девяносто первом году Ельцин указ выпустил.

– Я не о Ельцине спрашиваю, – жестко сказал Сталин. – Вы сами себе запретили на предприятиях с рабочим классом работать?

– Закон! Против него не попрешь! Посадить могут!

– И что?! – Сталин наконец нашел взглядом того, кто выкрикивал с места.

– Как, что? Тюрьма, однако…

Сталин потемнел лицом. Он достал трубку, и все увидели, как задрожали его руки. Прошла минута напряженного молчания, пока генералиссимус набивал трубку.

– Вы семьдесят лет жили при Советской власти, – наконец заговорил он. – И, наверное, забыли, что для того, чтобы эта власть пришла на нашу землю, люди осознано шли на тюрьмы и ссылки. Меня самого царский режим семь раз отправлял за решетку. Если бы после первого же заключения каждый из большевиков сказал бы себе: "Хватит! Надо делать только то, за что царь в тюрьму не посадит", социалистической революции у нас никогда бы не случилось.

Зал опешил. Протянулась еще одна минута долгого молчания.

– Сейчас, – робко произнес человек из зала, – не такие тюрьмы, да и из ссылки не убежишь.

– Почему, – ответил Сталин, – о миллионах погибших в Отечественной войне за то, чтобы вы жили, вы вспоминаете, а о загнувшихся в царских тюрьмах за то, чтобы у вас были бесплатные медицина, образование, за то, чтобы не было безработицы, и за, чтобы ту же самую Великую Отечественную страна могла выиграть, вы не помните?!

И вновь в зале повисла пауза.

– Но сейчас на предприятиях, – опять раздался неуверенный голос, – фактически нет рабочего класса. Промышленность разрушена. Да и в постиндустриальном обществе рабочий – не тот, что был в начале двадцатого века.

– Вы в теорию хоть изредка заглядываете, товарищи коммунисты? Как бы ни была разрушена промышленность, но она работает, выпускает товар. Функционирует товарное производство, а значит, классы никуда не делись. Сам процесс производства делит людей. Классы – это большие группы людей, различающиеся по их отношением к средствам производства… Кем бы ни были абстрактный дядя Коля или парнишка Вася, они стоят у чужих станков и производят продукцию, которая им не принадлежит. Чем они принципиально отличаются от путиловского рабочего прошлого века?

Сталин посмотрел в зал и, выдержав паузу, продолжил:

– Отличаются, скажете вы! Образованием, одеждой, дачей, машиной, но это второстепенные отличия. Главное, еще раз повторюсь: они стоят у чужих станков и производят продукцию, которая им не принадлежит. И от этого целиком зависит их хлеб насущный, жизнь и благополучие, все их жизненные блага, которые просто разные в разных веках. То есть главный интерес у них – схожий – чтобы крутился станок, работал завод и платилась зарплата.

– Однако, – добавил Сталин после некоторого молчания, – не всякий рабочий может понять, что за этим экономическим интересом стоит и его коренной политический интерес. Классовый. Задача коммунистической партии это ему объяснить. И дяде Коле, и парнишке Васе. Каждому рабочему персонально. Задача коммунистов объяснить рабочему, что вопрос работы станка, вопрос гарантии работы предприятия и гарантии зарплаты непременно упирается в вопрос власти. А для этого коммунисты должны быть там, на предприятиях, среди рабочих…

– Товарищи! – вдруг заговорил один из членов президиума, обращаясь к залу. – Что вы так испугано смотрите? Ей-богу! Разумеется, не надо понимать все сказанное нашим гостем буквально. Конечно, он дело говорит, но работу среди рабочих можно проводить и за проходной. Организовывать в конце рабочего дня у ворот предприятий пикеты и раздавать выходящим работникам наши печатные материалы.

Сталин нахмурился.

– Нет, – недовольно возразил он. – В этом вопросе меня надо понимать буквально. Рабочих надо не только просвещать, но и сплачивать, и организовывать. Ваши листовки и газеты нужны ему не для досужего чтения… Куда вы хотите его с этими листовками после рабочего дня отправить? В пивной бар? На диван? Туда, где из рабочего он превращается в обывателя, глядя на которого, вы и говорите, что рабочий сегодня не тот? Ваша пропаганда и агитация нужны ему в цехах, там, где он и становится рабочим классом по определению, где рядом с ним трудятся другие такие же рабочие.

Сталин сделал паузу, посмотрев на сидящих в зале.

– …Чтобы формировать из таких рабочих коллективов, – заключил он свою мысль, – революционные отряды… Без этого власть у олигархов вы не отберете.

Сталин еще раз оглядел опешивший зал.

– Уличные акции и выборы, – продолжил он после паузы, – можете проводить в свободное от главной политической деятельности время. Как показал опыт Февраля семнадцатого года, да и всех других уличных революций, уличная борьба приводит к власти только очередную буржуазию.

– Да, пожалуй! – сказал вдруг долго молчавший Упоров. – В этом Иосиф Виссарионович прав. Даже если просто начнете раздавать листовки у проходных, госдума примет закон, запрещающий агитацию в радиусе ста метров от предприятий. Режим будет принимать любые законы, которые будут мешать свергнуть его. Выходит, что нам действительно, чтобы возродить социализм, надо будет преодолевать еще и законодательные препоны – идти наперекор законам, которые противник будет намеренно принимать против нас.