Визит генералиссимуса - [22]

– Кстати, с Ковалем ушла примерно третья часть собрания. Если бы не вы, – сказал он Сталину, – пропорция была бы обратной. В зале осталась бы третья часть.

Он горько усмехнулся.

– Слышали, – продолжил Упоров, – что сказал нам Коваль на прощание? Не удивлюсь, если областная контрольно-ревизионная комиссия своим решением исключит из партии несколько сидящих здесь.

Зал зашумел.

– Да уж! – крикнул кто-то. – Упорова – самым первым!

Стоявший у трибуны человек побледнел.

– Ну что ж, – сказал он. – Это освободит меня от некоторых табу…

Он замолчал, растерянно опустив взгляд.

– Рано или поздно, – продолжил он, – я должен был своим единомышленникам кое-что рассказать.

Он оглядел зал. Участники собрания притихли.

Упоров еще раз оглянулся на Сталина, задержал на некоторое время на нем взгляд, а затем снова повернулся к залу.

– Пять лет назад к нашему секретарю обкома пришли на прием два человека… как сказали бы в таком случае – люди неприметной наружности. Они просидели у него в кабинете три часа. После этого Коваль срочно собрал бюро. Это было закрытое заседание. Позже один из членов бюро хвастливо брякнул в беседе со мной, что наша де организация набирает такой авторитет, что к нам с предложением помощи приходят даже сотрудники ФСБ. Они де называют себя убежденными сторонниками коммунистов и даже оказывают оперативную помощь. Первым делом они нашли в кабинете первого секретаря подслушивающие устройства. Позже от того же члена бюро я узнал, что Коваль раздобыл через них аудиозапись заседания предвыборного штаба тогдашнего губернатора, и что ее прослушивали на закрытом заседании бюро. Однако после того, как этот член бюро рассказал еще и о разных нестыковках этой шпионской записи, у меня возникло подозрение, что Ковалю подсунули дезу. Сопоставив все это, я пришел к мнению о том, что с этими визитами "друзей" из спецслцжб не все чисто. Когда я сказал о своих выводах тому члену бюро, он сказал мне, что я ничего не понимаю в политике, и что теперь у нас есть свои люди в ФСБ.

Упоров на некоторое время замолчал, чему-то невесело усмехнувшись. Присутствующие в зале смотрели на него округлившимися глазами.

– Почему я все это рассказываю? – продолжил он. – Да потому что это все туфта! Вся эта помощь! Не туфтой является только наша преступная наивность. Она просто поражает! Ведь, казалось бы, сам приход людей из спецслужб с предложением помощи, когда у руководителей обкома все напичкано "жучками", должен был насторожить. Трудно поверить в то, что эти "сочувствующие" спецы не знали, что их приход к коммунистам сразу станет известен в их ведомстве. Почему бы не задуматься над вопросом, не специально ли они нам подосланы? Сложно ли найти в кабинете первого секретаря подслушивающие устройства людям, которые сами же их там устанавливали?

А вместо этого наших руководителей распирает от сознания, что они имеют "своих кротов" в "святая святых" режима – спецслужбах. Вообще, я давно замечаю трепетное до слепоты отношение секретарей обкома к людям в погонах. А вы помните, как три года назад нашему кандидату неожиданно помогла на выборах одна воинская часть? Та самая, которая до того случая стопроцентно голосовала за выдвиженцев власти. От нее вдруг принесли сто процентов, отданных за нашего кандидата. Руководство обкома взахлеб рассказывало об этой новости, и никого не насторожило то, что кандидат-коммунист на тех выборах все равно далеко отстал от своего соперника, а избирательные протоколы от военных поступили в избирком только тогда, когда завершался подсчет голосов и было уже ясно, что эти данные ничего не изменят. Такое ощущение, что к нам просто втирались в доверие. Создается впечатление, что режим таким образом устанавливал над нашей организацией контроль.

Упоров еще раз остановился. Он некоторое время промолчал, собираясь с мыслями. Зал напряженно молчал.

– В принципе, этого, – продолжил он, подавшись всем своим корпусом в зал, – и следовало ожидать. Причем, по вполне объяснимым причинам. Это касается не только нашей областной организации…

Было бы странно, если бы режим не разрушал реальную оппозицию всеми доступными ему способами. Особенно коммунистическую оппозицию.

Сегодня всем очевидно, что коммунистическая идея является очень крепкой. Ее сторонники являются самыми верными ее последователями, почти фанатическими приверженцами. Поэтому просто так, "в лоб", ее не уничтожишь. Физическое устранение коммунистов приводит к тому, что на их места приходят другие, более решительные и более радикальные. Гонения этих людей заставляют уходить их в подполье, а история показала, что коммунистическое подполье практически неуязвимо и смертельно опасно для ее противников. И поскольку людей левых настроений ни уничтожить, ни остановить нельзя, то проще сделать неработающей их партию, и тогда эти люди будут биться вхолостую.

Сегодня коммунисты действуют в уникальной ситуации, в какую они не попадали в течение всей истории ни разу. Они работают под "огромной лупой". Все их действия контролируются. Их лидерам невозможно укрыться от всевидящего ока спецслужб. Им невозможно даже конспиративно где-то собраться, чтобы обсудить какие-либо строго закрытые и засекреченные вопросы. Невозможно даже скрыться где-нибудь в эмиграции, как это успешно делали большевики. Будьте уверены, что даже в социалистическом Китае до них дотянутся руки российских спецслужб. Нет, не для того, чтобы физически устранить, а для того, чтобы неотрывно контролировать… и направлять… Хотя… – Упоров вдруг побледнел, – кого-то и физически устраняют… Вспомните Илюхина… Рохлина… или хотя бы нашего Прошакова из соседнего с нами Северного района, которого прочили в первые секретари обкома. Вспомните, как нелепо и странно он погиб.