Вижу противника! - [14]

Четко выполняя радиоуказания, Рябыкин "змейкой" влево зашел "мессеру" строго в хвост, приблизился на дистанцию в 50 метров, открыл огонь, и "мессер" взорвался, распался в воздухе на дымящие, роняющие пламя куски.

С этого дня Иван Михайлович Рябыкин поверил в себя. Стал действовать активно, дерзко и в конце марта сбил второй "мессер".

Короткой оказалась жизнь Рябыкина. Всего два месяца провел он на фронте, встретив смерть в боях над Малой землей в конце апреля 1943 года. Но его короткая жизнь была прекрасна. Она была отдана любви к товарищам и ненависти к врагу. Несколько вражеских самолетов уничтожил Ваня Рябыкин. Ветераны полка и дивизии никогда не забывали и не забудут о нем!

Действия нашей истребительной авиации к середине марта стали эффективнее и рациональнее как за счет совершенствования тактики и боевого мастерства летного состава частей, так и за счет появления на фронте значительного количества радиостанций наведения истребителей на самолеты врага.

В начале марта на Северо-Кавказском фронте существовали всего три таких радиостанции. Они имели позывные "Белка-1", "Белка-2" и "Белка-3", работали на них девушки, которых ласково называли "белочками". "К сожалению, "белочки" могли лишь сообщать о появлении воздушного противника. На новых же радиостанциях наведения, к тому же многочисленных, работали опытные авиационные командиры. Они давали летчикам дельные советы, подсказывали во время воздушных схваток наиболее выгодные маневры, а вскоре начали руководить воздушными боями.

Не стоит, однако, думать, что воевать нашему полку в марте было легко, что авиация и зенитная артиллерия врага не оказывали бешеного сопротивления, что обходилось без потерь. Потери мы, конечно, имели. И во время воздушных боев, и при ожесточенных бомбардировках наших аэродромов, и от зенитного огня противника. "Зацепило" и меня: 22 марта был подбит зенитками в районе станицы Троицкой. На "лагге" взорвался правый крыльевой бензобак, в крыле образовалось большое, почти квадратное отверстие, меня ранило осколком в левую ногу. С трудом вырвал машину из штопора, повел в сторону от линии фронта. Световая и механическая сигнализация подсказывали, что повреждена гидросистема выпуска шасси, произвольно вышла правая "нога", воздушный поток беспощадно сдирал с поврежденного крыла остатки фанерной обшивки. Следовало немедленно прыгать с парашютом, но восточный ветер силой до двадцати метров в секунду мог унести к противнику, и безмерно жаль было новый, недавно установленный на "лагге" мотор, поэтому я решил сажать машину на одну "ногу" на первое попавшееся поле. При планировании, находясь примерно в двадцати метрах над землей, заметил, что поле покрыто бугорками, решил, что это неубранный картофель, и лишь после того, как самолет остановился и плавно лег на левое крыло, обнаружил, что консоль выворотила из земли круглую, плоскую противотанковую мину...

Прибыли саперы, разминировали проход, поврежденный "лагг" вытащили на ближайший проселок, чтобы отправить в мастерские. Словом, все обошлось. Даже ранение мое оказалось довольно легким. Однако от боевых полетов меня отстранили, и отстранили почти на три недели, которые показались невероятно долгими.

Особенно тяжело переживал я запрет на боевые вылеты после того, как побывал на авиазаводе, где в последних числах марта получал для полка десять новых истребителей. Увидел в цехах только стариков, женщин и детей.

О том, что программу цех сборки перевыполняет, мне рассказал шестидесятилетний, совершенно седой, морщинистый мастер. Рядом работала худенькая девчушка с белесыми косичками. Я спросил, сколько ей лет и как ее зовут.

- Пожалуйста, подождите до перерыва! - сказала девчушка.- Мне нельзя отвлекаться, подведу бригаду.

После звонка на обед она нашла меня. Звали ее Дусей, шел ей пятнадцатый год. Родом она и другие ребята были из Таганрога.

- Вот работаем, будем тут восьмой класс заканчивать,- сказала девочка.

- А где твои родители, Дуся?

- На фронте. Папа - артиллерист, а мама - хирург в медсанбате.

Обедала Дусина бригада рядом с цехом, на воздухе, за дощатым столом. При нашем приближении все мальчишки и девчонки встали, словно класс при появлении педагога.

- Сидите, сидите, ребята! Устали, наверное?

- Нет, вы первый садитесь. Вы хромаете, ранены...

В торце стола для меня поставили "кресло" - ящик с приколоченным к нему сиденьем "лагга". Подростки, крутя в руках "тарелки" - консервные и стеклянные банки,- поглядывали с любопытством, ожидали захватывающих рассказов, а я смотрел на бледные, изможденные лица и не мог выговорить ни слова.

Ребята поняли мое состояние.

- Не переживайте! - сказал низкорослый паренек, которого друзья называли Валеркой.- Мы же не в оккупации, товарищ капитан! Расскажите, что на фронте? Где вы воюете? Как вас ранило?

Не помню уже, как удовлетворил любопытство ребят. Но помню, что говорил, какое большое дело они делают, как нужны фронту их самолеты.

- Товарищ капитан, а когда наши Таганрог возьмут?

- Думаю, скоро. До Таганрога всего шестьдесят километров.

Один из мальчиков со взрослой осторожностью спросил: