Вижу поле... - [4]

Стрельцов не тот человек, который мог бы после ритуала покинуть трибуну, я догадывался, что он останется и вежливо досмотрит игру.

Он смотрел на поле с интересом.

Мне приходилось слышать от него сдержанные оценки и самых знаменитых игроков. Представлял я и меру его снисходительности.

Но, по-моему, никто из сидящих рядом с ним не ожидал, что он захочет вникнуть в ситуацию, отнесется с уважением к событиям развернувшейся перед ним игры, по-любительски беспорядочной. Он не сопереживал, но вполне сочувствовал тем, кто был сейчас на поле. Он ни в коем случае не смотрел на них свысока — смотрел глазами человека, знающего, как трудна игра, перед загадками которой в чем-то и равны — к счастью ли, к сожалению — и великие таланты, и бездарности.

И я подумал, что от непосредственности Стрельцова-зрителя, возможно, и начиналась его непосредственность игрока, ставшего ни на кого не похожим мастером.

Вот так, наверное, когда-то впервые он увидел футбол и удивился ему. И удивление так и не оставило его, достигшего в этой игре вершин, приобретшего имя, которое стоит лишь произнести, как сразу же возникают картины футбола, отмеченного фамильным своеобразием…

В перерыве к Стрельцову подошел человек, напомнивший, что они вместе играли за команду завода «Фрезер». Человек этот говорил возбужденно, напористо, словно приведенные им эпизоды и названные сейчас фамилии игроков первостепенно важны и что-то могут прояснить, изменить в жизни сегодняшнего Стрельцова. Стрельцов, как ни странно, помнил все и всех, но эмоций никаких не проявил. Бывший партнер отошел от него тем не менее обрадованный, лишний раз убедившись в той удаче, что ему выпала, — быть в одном со Стрельцовым футболе. Футбол способен соединять людей и разъединять. И подтверждение факта соединения всегда приятно.

Потом к нему обратился неспортивного вида мужчина, попросивший автограф для сына. Как эрудит, он захотел уточнить, как был забит Стрельцовым гол на Мельбурнской олимпиаде в ворота болгарской команды. Стрельцов доверительно сказал, что мяч с ноги срезался — бил в один угол, а попал в другой… Болельщик-эрудит видимо растрогался от такой откровенности и захотел продолжить разговор. Спросил о перспективах сборной в чемпионате мира. Стрельцов сказал, что будет трудно. Желая хоть немного еще продлить беседу, болельщик задал, пожалуй, самый глупый вопрос, какой только можно задать специалисту: как сыграют сегодня «Торпедо» и ЦСКА? Стрельцов мягко ответил, что не знает.

На матч своего клуба с ЦСКА он уже не рассчитывал попасть к началу, но посмотреть второй тайм по телевизору все-таки надеялся.

Однако и к спортивным новостям программы «Время» Стрельцов в тот день не успел.

…Он вступил в разговор, как вступал обычно в игру. Сразу двинулся в направлении, открывшемся ему в ожидании, похожем на затяжной парашютный прыжок.

Большинство из собравшихся в этом тесном кружке близких Аничкину людей он, конечно, знал и раньше, но не слишком уж хорошо. Но он любил Аничкина, и память о нем заставляла Стрельцова быть совершенно доверительным с теми, кто собрался в этом застолье.

Воспоминание разбередило, как давнюю рану, важную, очевидно, для Стрельцова мысль, и сейчас он уже неудержим был в желании высказать то, что совсем не удалось ему перед микрофоном.

Ему важно, оказывается, было сказать о тех отношениях, что связывают людей в большом спорте. О возможностях дружбы и препятствиях, возникающих и разрушающих дружбу, отдаляющих людей друг от друга.

Волнение разгорячившегося Стрельцова передалось собравшимся. Стрельцов, которого они ждали и рады были увидеть, общением с которым по детски искренне гордились сейчас, представился им с новой и несколько неожиданной стороны.

Рассказанное Стрельцовым в тот день отчасти напоминало рекламный ролик к кинофильму — мелькнули захватывающе интересные сцены, но для того, чтобы уловить их связь между собой, предстояло последовательно рассмотреть весь сюжет…

Конечно, я не думаю, чтобы Стрельцов «репетировал» тогда предстоящую книгу.

Но работа над книгой тем не менее уже началась, и не исключаю, что подспудная деятельность воспоминания уже происходила в нем. Он невольно нащупывал сопряжения в рассказе о собственной жизни…

И в литературной записи его рассказа очень бы хотелось обнаруженную тогда интонацию сохранить…

Футбол — и без меня?

Какими же шагами шел я вперед тогда — в свои первые в большом футболе сезоны?

Сейчас и самому не очень верится, что такое могло быть. А в те времена — никаких сомнений, что все и дальше так будет.

Я чувствовал себя вполне готовым к следующему, гигантскому, как я надеялся, шагу.

И до сих пор думаю — шаг этот я бы сделал.

Если бы… Четыре дня ведь всего оставалось до отъезда в Швецию, на мировой чемпионат…

И не в том даже дело, что меня тогда часто хвалили за игру, меня, случалось, и поругивали. Но я не переставал радоваться тому, что играю в тот футбол, который люблю, и могу свою правоту доказывать на поле.

Мне представлялось — все еще впереди.

Я же чувствовал свои возможности как игрока и надеялся, что очень скоро смогу себя выразить в полную силу.