Византийская тьма - [40]

Тут появился Фармацевт, так же внезапно, как и исчез. Пристроился с Денисом в конец шествия за Марухой, говорил ему, зябко засунув рукав в рукав:

— А ты не скорби о той твоей девушке… Я поговорил тут кое с кем и узнал: некая Фотиния от имени кесариссы содержится в монастыре Пантепоптон, это неподалеку отсюда. По-видимому, кому-нибудь в подарок приберегается, а то и самой обители, все Комнины очень богобоязненны… Так вот мне посулили выдать на эту Фотинию дарственный хрисовул!

Денис, уже понимающий, что получить на какую-то рабыню императорский хрисовул невозможно, да и не нужно, выразительно усмехнулся. Фармацевт не обиделся и сам засмеялся:

— Ну, считай, это я соврал. Но что Фотиния содержится в монастыре — это точно, и ты скоро в этом убедишься.

Кесарисса излагала дело несколько иным образом, и Денис хотел сказать и об этом. Но шествие пришло в движение и стало быстро продвигаться к лестнице.

И вдруг над Большим Цирком раздался резкий крик медных фанфар.

5

— Император? — встрепенулся Фармацевт. Шествие остановилось, словно споткнулось. Все подняли бороды к предвечернему небу, будто искали там разгадку непредвиденного зова фанфар.

— Что-то произойдет — предположил Фармацевт. — Воздух насыщен бурей.

Гигантский амфитеатр настороженно смолк при звуке фанфар и вдруг взорвался бурей восторга. Несмотря на постоянный голод, казни и конфискации, даже на военные поражения, народ по-своему любил Мануила и очень жалел, когда он болел. Восторг, возникавший стихийно в разных концах ипподрома, слился в единый энтузиазм, и вот уже гремит старинный гимн, нечто среднее между «Аллилуйя» и «Триумфатор романорум», а слова можно передать как «Широка страна моя родная…».

Да тут еще синие догадались выпустить вокруг арены прославленного Антиппу на квадриге белых лошадей с огромным императорским знаменем в руке.

— Высокочтимый наш отец, боголюбивый самодержец! — обратилась к Мануилу кесарисса, как только ее шествие достигло верхнего этажа Кафисмы. — Вы же обещали нам спокойно лечиться в вашем приморском имении, зачем вы сюда?

Мануил ответил в характерном для него насмешливом тоне:

— Мы слышали, у вас тут новая плясунья объявилась. Мало того, что ваши юридические крючки не позволяют нам жениться на юной девице, что крайне необходимо для нашего здоровья, вы что же? Совсем желаете отучить нас от женского общества?

Начался первый заезд, который болельщики и игроки встретили оглушительным свистом. Первый заезд всегда уходит на то, чтобы публике усесться, успокоиться, купить сластей, поздороваться с соседями.

— Послушай, послушай! — эмоциональный Фармацевт дергал за рукав Дениса. Прижатые к стенке широкими спинами царских секироносцев, они стояли в нижнем этаже Кафисмы. — Тебе не кажется, что в цирке что-то происходит?

Действительно, на ипподроме начиналось что-то политическое. Партия венетов — зеленых, расположившаяся на трибунах как раз напротив Кафисмы, где была царская ложа, требовала позволения вступить в публичный спор с правительством. Такие споры в цирке известны из истории, например, спор Юстиниана и Феодоры с враждебными партиями в ходе восстания «Ника». Обращение через головы чиновничьего аппарата прямо к императору, используя глашатая цирковой партии, было испытанным политическим приемом. К нему прибегали вожаки плебса или претенденты на престол, когда им казалось, что все остальные меры уже исчерпаны.

Но и цари делали все, чтобы избежать такой публичной перебранки. В последний раз диалог в цирке через глашатаев случился лет семьдесят тому назад, при первых Комнинах, которые широко похвалялись, что восстановили будто бы порядок и закон. Мануил таких вольностей не терпел.

— Слушайте, слушайте! — Фармацевт буквально сжался в комок от переживаний, и его трепет передавался Денису. Толпа утихала, стараясь расслышать, что там происходит в высоких сферах. Даже безучастные ко всему секироносцы, которые набирались из варваров, плохо знавших греческий язык, становились на носки, чтобы что-нибудь различить за высокими шляпами придворных.

— Всемилостивейший, высочайший! — гремел в переговорную трубу отлично натренированный бас венетов. — Защити правду!

В цирке стало слышно, как капает вода где-то из испортившегося крана. За дальним поворотом беговой дорожки визжали оси колес и хлопали бичи гонщиков. Из-за старых кирпичных стен ипподрома не утихал шум Вечного Города.

В Кафисме в первое время царило некое замешательство. Видимо, для властей все это было неожиданным. Да и властью теперь был не привычный для всех протосеваст, а слывший как палач и беззаконник Антихристофорит. Как он себя поведет?

Спешно искали глашатая для прасинов, тот куда-то как назло задевался. Нашелся голосистый протодиакон от Сергия и Вакха, он долго прокашливался. Фармацевт и Денис успели протолкаться наверх, в галерею, откуда слышно было, как кесарисса хорошо поставленным зычным голосом — ей бы самой в цирке вещать! — наставляет протодиакона.

— Кто вы? — наконец трагично вопросил синий.

— Мы обижены вами без воли и казнимы вами без вины, — по Еврипиду ответил глашатай венетов.

В публике усиленно зашептались. Назывались имена протосеваста, официально было ведь объявлено о его отставке, царицы Ксении-Марии, о которой ничего не было объявлено, но ходили упорные слухи о ее предстоящем пострижении в монастыре. А как же юный царевич Алексей, наследник? Ни его, ни его августейшей мамаши в данный момент не было в цирке.