Византийская цивилизация - [34]
Слуги василевса и одновременно слуги государства или общественных интересов (koinon), чиновники создавали единый корпус. Они получали приказы от императора, которые должны были тщательно выполнять, под угрозой тяжкого наказания, поскольку они обладали, даже если поручение было единовременным, частью государственной власти: «Вот почему… — предписывает Лев VI в конце IX в., в одной из своих новелл, — данный нам нашими предшественниками [речь идет о Юстиниане I и Василии I] закон предписывает самое тяжелое наказание — когда ошибка карается смертной казнью — тем, кто был назначен сборщиком государственных налогов… если они осмеливались увеличивать собираемое сверх суммы, установленной законом. Ввиду того, что мы признаем чрезмерно жесткий характер подобного закона, который карает виновных подобным наказанием, мы отвергаем применение подобного наказания по ряду законов, и мы приказываем, что каждый, кто будет уличен в подобном преступлении, если он совершил его впервые, будет наказан тем, что он должен отдать вдвое от той суммы, которую он собрал несправедливо. Если он упорствует в своих действиях, он возмещает ту сумму, которую он собрал несправедливо, вчетверо и будет с позором изгнан с той службы, которую ему доверили. Отныне таким будет наказание за подобные преступления». Другое постановление того же императора определяет, что «тот, кто позовет хирурга для этого преступного действия [кастрация], чтобы он произвел свои действия, если призвавший входит в список людей на службе у императора, то он будет, прежде всего, вычеркнут из этого списка, а затем подвергнется штрафу размером десять литр золота, которые он должен внести в государственную казну, после чего он наказывается ссылкой сроком на десять лет».
Все чиновники были связаны с императором клятвой, которую они торжественно приносили, произнося следующие слова: «Клянусь Господом Всемогущим, Его единородным сыном Иисусом Христом, Господом нашим, Святым Духом, Марией, святой и славной Богоматерью, непорочной, четырьмя Евангелиями, которые я держу в руках, святыми архангелами Михаилом и Гавриилом, что я сохраню совесть чистой по отношению к нашим божественным и благим владыкам, Юстиниану и Феодоре, что я буду нести верную службу ради них, исполняя те поручения, которые были даны мне их любовью. Я охотно приму любые трудности и тяготы, которые принесет мне моя должность, которую мне доверили в интересах империи и государства. Я нахожусь в лоне святой, кафолической, апостольской Божьей Церкви, ни под каким видом ни в чем я не буду противостоять ей, и, всей полнотой моей власти, я не позволю никому делать этого. Я также клянусь, что действительно ничего никому не дал и не дам за то, что получил должность, которую мне доверили, или для того, чтобы добиться покровительства; что я не обещал и не соглашался на отправление чего бы то ни было из провинции ни главным префектам, ни знаменитым личностям, которые возглавляют управление, ни их окружению и ни кому другому, для того, чтобы добиться одобрения императора; что я получил свою должность, если можно так выразиться, без какой-либо платы, и могу, таким образом, казаться незапятнанным в глазах подданных наших святых императоров, оставаясь довольным тем содержанием, которое мне назначило государство…» Таким было обязательство, которое принял на себя в VI в. префект претории Иллирия. Он распространял это обязательство на весь административный персонал, который подчинялся ему, он обещал старательность и бескорыстие в сборе налогов, справедливость и правосудие, перед тем как перейти к заключительной части: «И если я не исполню всего, что обещал, то пусть я буду наказан страшным приговором нашего великого господина, Бога, и нашего Спасителя, Иисуса Христа, на этом и на том свете, судьбой Иуды, проказой Гиезия [мошенник из Библии], ужасом Каина, пусть меня подвергнут тем наказаниям, которые предусматривает закон любви Божией». Эта клятва верности римского происхождения в V в., вне всякого сомнения, стала настоящим религиозным действием, оставаясь таковым до самого падения империи. Обычная формулировка в XIV в. звучала так: «Я клянусь Богом и святыми Евангелиями, славимым и животворящим крестом, святой Богоматерью Одигитрией, всеми святыми, что я буду для нашего правителя и императора могущественного и святого N. (имя императора) верным слугой в течение всей моей жизни, верным не только на словах, но и в делах, которые совершают добрые слуги для своих хозяев. И я таким буду не только по отношению к нему самому, но и по отношению к величию, которое он имеет и будет иметь. Я друг его друзей и враг его врагов, я никогда не буду сам готовить никакого замысла, а также не приму участия и не соглашусь ни с чьим замыслом против его друзей и против его величия. Я не совершу ни измены, ни злонамеренного действия, я разоблачу перед императором любые направленные против него заговоры и назову имена ответственных за них. Верный и истинный слуга императора, я буду им, если он будет править счастливо, точно следуя истине и не уклоняясь от нее, настолько, насколько истина действительно требует быть настоящим слугой, верным своему господину. И, если по воле Божьей с императором случится несчастье или он будет изгнан, я буду сопровождать его, разделю его страдания и подвергнусь тем же опасностям, что и он, вплоть до самой смерти и в течение всей моей жизни». Эти написанные клятвы обновлялись с избранием нового императора, складывались в архивы дворца и вносились в списки. Вероятно, с VIII в. патриарх Константинополя и прелаты церкви были принуждены приносить такие же клятвы (Н. Своронос).
