Вивьен Ли. Жизнь, рассказанная ею самой - [8]

Я дома, что дальше?

Как же хорошо дома! Даже в собственной спальне, где знаком не просто каждый уголок, но каждый дюйм, вдруг открывается столько нового.

Под надуманным предлогом, что мне нужно больше спать и просто читать, я удалила Ларри, стоит отметить, что дорогой супруг подчинился не без облегчения. Это дает мне возможность взяться за свои записи, не боясь, что их кто-то увидит. Ларри не слишком настаивает на частом общении, а остальные нос в мои дела не суют. Прекрасно, я могу доделать то, что начала под руководством доктора Марион. Перед отъездом она дала мне вопросник, по которому я должна описать свою жизнь, стараясь не обманывать саму себя, даже если это не слишком приятно.

Быть честной с самой собой тяжело, даже труднее, чем с другими. Ложь другим можно оправдать, а как оправдаться перед собой? Интересная тема, над этим стоит подумать.

Кажется, что оправдать саму себя проще всего, в душе мы же все знаем, что хорошие, а если и поступили недостойно, то просто так случилось, мы вовсе не хотели совершать подлость, на это нашлись тысячи причин… Даже если думать не о подлости или откровенных ошибках, а просто о каждодневном поведении, все равно найдется тысяча и одна причина оправдать себя.

Это хорошо и плохо одновременно, Марион права. Если себя только корить за ошибки, жизнь покажется немилой уже через пару дней, но если только оправдывать, то можно докатиться до такой низости… Где золотая середина? Не о ней ли толкуют те, кто наставляет нас в самом начале жизненного пути?

Что-то я занялась философией. Самое время после выхода из психбольницы!

Пересмотрела свои предыдущие записи и поняла, что для больной с маниакально-депрессивным психозом я, пожалуй, излишне логична и даже насмешлива. А для синдрома эмоционального выгорания слишком оптимистична. Это признак выздоровления? Тогда я на верном пути. Правильно доктор советовала мне побольше шутить над собой и над тобой.

Она ошибается только в одном: над собой шутить можно, а вот над тобой опасно, особенно в том, что касается твоего творчества и положения короля английской сцены, шутка может плохо закончиться. Но я буду шутить вслух над собой, а в записях над нами обоими.

У меня получается! Сегодня в «Нотли» приезжал на обед Дэвид Нивен, он в Лондоне по делам. О!.. бедолага Дэвид не знал, куда прятать глаза. Ведь это он помогал выманить меня из гримерной, когда начался приступ в Голливуде.

– Дэвид, дорогой, не смотри так, словно ты продал меня в рабство на галеры и тридцать сребреников прожгли дыру в твоем кармане. Я выкарабкалась, больше не опасна, меня научили держать себя в руках. У меня одна просьба: пожалуйста, расскажи мне все, что ты помнишь, без утайки. Мне нужно знать.

– Не стоит, Вив.

– Дэвид, я всегда считала тебя другом, потому и согласилась впустить в гримерную в ту кошмарную минуту. Мне нужно увидеть все со стороны. Понимаешь, я должна понять разницу между своим и сторонним восприятием моего поведения. К тому же я обидела многих людей, нужно извиниться. Ты должен мне помочь.

– Это не опасно?

– Дорогой, я больше не кусаюсь и кричать «Помогите!» тоже не буду, обещаю это. Давай поговорим, пока не вернулся Ларри. И снотворного в твоем кофе нет.

Это даже доставляет удовольствие – видеть, как заливается краской стыда Дэвид Нивен, обычно играющий английских аристократов – строгих, чопорных, с неизменной бабочкой и цветком в петлице. Моя рука легла на его руку:

– Не переживай, я понимаю, что ты хотел как лучше.

– Вив, действительно нужно было срочно что-то делать, пока не пронюхали репортеры.

– Дэвид, еще раз повторяю: я не обижаюсь, просто прошу рассказать все подробно, мне нужно перед многими извиниться. Помоги понять, перед кем.

Пока он рассказывал, я действительно проверяла свою память. Нет, ничего нового, я все помнила правильно. Это еще раз подтверждает, что никакого маниакального психоза нет, просто нервный срыв. Но как объяснить это остальным?

– Ты так спокойно слушаешь, Вив…

– Я все это помню. Более того, могу рассказать, что происходило после того, как мой дорогой защитник заснул, выпив половину моей дозы снотворного.

– Мне так стыдно перед тобой.

– Не переживай, ты действительно хотел как лучше.

– Как тебе удалось не заснуть?

– Я выплюнула таблетки в бассейн.

После ухода Нивена я долго вспоминала сами события, хотелось извиниться перед каждым, кому доставила неудобства своим срывом, и никого при этом не пропустить.

Опасно после совсем недавнего выхода из психиатрической больницы вот так откровенно вспоминать предшествующие события, но другого выхода у меня не было. Рассказ Дэвида подтвердил, что я вела себя отвратительно и многим была неприятна, следовательно, пора извиняться, иначе меня действительно сочтут сумасшедшей.

Что ж, попробую «разложить по полочкам» все события и понять, можно ли было удержаться, избежать приступа.

Нет, еще раз с самого начала жизнь вспоминать сейчас не буду, иначе не хватит времени и запала, чтобы быстро дойти до приступа. Ограничимся съемками на Цейлоне и событиями в Голливуде. Остальное потом.

Предыдущий сезон выдался неимоверно изнурительным, к осени я едва держалась на ногах, не радовали ни второй «Оскар», ни признание моей Клеопатры в спектаклях на Бродвее лучшими, ни признание лучшей актрисой 1951 года в Каннах, ни избрание в Национальный фонд искусства США… Зато «добила» гадкая травля Тайнена. Нас много и часто критиковали, я приемлю критику, но только не такую, когда мерзавец делает себе имя на плевке в сторону тех, кто для него недостижим. «Не укушу, так плюну».