«Витязь» в Индийском океане - [19]

Закончив работы на австралийском шельфе, пошли на северо-запад. Около 8 часов утра 25 октября открылись берега Явы, самого восточного ее угла на полуострове Базамбанган. Милях в 8 от берега начались работы.

В районе к югу от Явы мы работали около двух недель, занимаясь детальным изучением Яванской впадины.

В отличие от Тихого океана, где имеется целая система глубоководных впадин, расположенных главным образом по западной окраине океана, вдоль линий разломов земной коры, в Индийском океане в сущности лишь одна глубоководная впадина — Яванская, или Зондская, по глубине значительно уступающая тихоокеанским. Яванская впадина в виде узкого желоба тянется на тысячи миль к югу от острова Ява более или менее параллельно берегу, на расстоянии 200–300 миль от него, и затем отклоняется к северо-западу, вдоль юго-западного побережья Суматры.

Глубина Яванской впадины около 7000, достигая в самых глубоких местах 7500 метров. Ложе океана в районе впадины имеет глубину около 4000–5000 метров, так что дно желоба углублено на 2000–3000 метров. Ширина желоба, как и всех других глубоководных впадин, очень невелика, всего несколько миль.

Своими работами в Тихом океане «Витязь» внес огромный вклад в дело изучения глубоководных впадин, пожалуй больший, чем какое-либо другое экспедиционное судно. Экспедиции «Витязя» подробнейшим образом исследовали Курило-Камчатскую впадину и целый ряд других впадин Тихого океана — Марианскую, Алеутскую, Тонга, Кермадек и др. В Марианской впадине «Витязь» обнаружил глубину в 11 035 метров, которая была наибольшей известной глубиной Мирового океана до 23 января 1960 года, когда Жак Пикар (сын известного профессора А. Пикара, стратонавта и создателя глубоководного корабля — батискафа) опустился в Марианской впадине на батискафе на глубину 11 529 метров.

До нас Яванскую впадину изучали шведская экспедиция на судне «Альбатрос» и особенно датская экспедиция на «Галатее».

В районе Яванской впадины «Витязь» сделал пять поперечных разрезов, спускаясь на юг до 16° южной широты и подымаясь на север до берегов Явы. Работали все отряды — геологи, гидрологи, биологи, химики.

Гидрологи занимались изучением глубинных течений. В нескольких пунктах, выбор которых был предметом оживленных дебатов на Совете экспедиции, корабль становился на длинную, двух- и даже трехсуточную якорную буйковую станцию. Буй, собранный из дисков очень легкого синтетического материала пенопласта, снабженный длинным шестом с уголковым отражателем[10] и штоком, противовесом для остойчивости, устанавливался на якорь. К якорному тросу — буйрепу — подвешивались самописцы течений, на соответствующих горизонтах — 1000, 700, 400 метров и ближе к поверхности. Скорость и направление течений в глубинных горизонтах изучались при помощи печатающего самописца течений — БПВ конструкции Ю. К. Алексеева, в более поверхностных горизонтах — самописцем течений «Океан».

На вершине шеста закреплялась электрическая сигнальная лампа, облегчающая нахождение буя в темное время. На шесте, кроме того, были укреплены рация и батарея питания. Рация иногда выходила из строя, но радар оказывал незаменимую помощь, когда приходилось разыскивать буй. Пока буй стоял на якоре, судно вело свои работы, дрейфовало, и корабль относило иногда на несколько миль от буя. Дрейф корабля учитывался, и время от времени судно возвращалось к бую.

Постановка и выбирание длинного буя, укрепление тяжелых приборов — вся эта операция требовала участия всего отряда гидрологов и координированной работы вахтенного штурмана на мостике, людей на палубе, машиниста у лебедки. Первые постановки буя проходили несколько неорганизованно, но скоро вся техника отработалась и «операция буй» проходила удивительно четко, быстро и слаженно. Ведущей фигурой во всем предприятии был наш боцман, который ловко заарканивал проплывающий мимо корабля шест буя, подтягивал его к борту, в мгновение ока зацеплял петлю за гак, и вот уже лебедка выбирает из воды длинное многометровое сооружение буя.

Исправная многочасовая работа самописцев течений была делом чести механика отряда мортехники Володи Коновалова, и надо сказать, что за весь рейс ему ни разу не пришлось краснеть за работу измерителей течений. А длинных буйковых станций было свыше двадцати.

Но самым трудным делом была, по-видимому, расшифровка показаний измерителей течений. Глубинные течения выкидывали всякие неожиданности — шли то на юг, то на север, на запад и на восток, меняли направление и скорость. Необходимо было собрать много данных, чтобы разобраться в сложной и еще совершенно неизученной картине течений на разных горизонтах. Отсюда понятно, почему Георгий Николаевич Иванов-Францкевич, начальник отряда гидрологии, настаивал на все новых и новых суточных станциях, не очень желая считаться с тем, что время экспедиции лимитировано. Его точка зрения подчас встречала оппозицию со стороны начальников других отрядов, опасавшихся, что увлечение работами в одном районе может привести к тому, что другой район океана останется неизученным. Споры на Совете экспедиции бывали очень жаркими, и нелегко было начальнику экспедиции находить правильное решение, удовлетворявшее, в пределах возможного, все справедливые требования начальников отдельных отрядов.