Витязь на распутье: Феодальная война в России XV в. - [69]

Пограбив Русу, татары пошли к Демону. Новгородцы же послали за помощью к псковичам[886].

Василий II в ото время находился под Демоном, а затем перешел в Яжелбицы (в 150 верстах от Новгорода), отпустив свою рать к Молвотицам. За этот город два дня шел ожесточенный бой, но в конце концов он пал. Взят был москвичами и городок Стерж. Приближалась развязка. Новгородцы понимали, что, пока семья к Дмитрия Шемяки находится под их покровительством, ни о каком мире с ними Василий II вести переговоры не будет.

7 февраля 1456 г., «убояся князя великого», из Новгорода бежала вдова князя Дмитрия Софья. Прошло несколько дней, и 13 февраля («в пяток на Федоровой неделе») неожиданно умерла дочь Шемяки Мария. Уж очень эта смерть была для новгородцев своевременной, чтобы считать, что они не имели к ней никакого касательства. Словом, путь к переговорам с Василием II был открыт, и через два дня после кончины Марии (15 февраля) архиепископ Евфимий отправился с посольством к великому князю.

Мир в Яжелбицах был заключен спустя несколько дней. Новгородцам кроме всего прочего пришлось заплатить 8500 руб. «окупа»[887]. Выполнив свою миротворческую миссию, Евфимий 25 февраля вернулся в Новгород. Тогда же отправтся в Москву Василий II, послав 28 февраля «на Городище» как князя-наместника своего сына Юрия. Князь А.В. Чарторыйский после смерти жены и заключения Новгородом мира с Москвой выехал в Псков[888]. Юрий Васильевич пробыл в Новгороде всего две недели. Его приезд туда имел в основном символическое значение, знаменуя подчинение Новгорода воле великого князя.

Яжелбицкий мирный договор[889] носил компромиссный характер. Новгород еще сохранял (хотя бы номинально) положение государства, находящегося только под патронатом Москвы. Особой докончальной грамотой новгородцам удалось подтвердить «старину», восходящую к договору 1435 г.[890] (возможно, через докончание 1440 г.[891]). Но эта грамота имела скорее декларативное, чем действенное, значение. Так, в ней новгородскими волостями по-прежнему считались Волок, «Бежичи», Вологда, хотя ими уже распоряжался великий князь. «Перед нами, — писал Л.В. Черепнин, — устойчивый, закоченевший в течение двух столетий договорный формуляр, уже не отвечавший исторической действительности середины XV в. и не отражавший реального соотношения политических сил»[892].

Более действенной была вторая Яжелбицкая грамота с московскими условиями мира, которые вынуждены были принять новгородцы. Основное ее содержание посвящено обстоятельствам, порожденным военными действиями (отпуску пленных и пр.). Но гораздо важнее были обязательство новгородцев отныне заверять их грамоты великокняжеской печатью и запрет составлять вечевые документы («а вечным грамотам не быти»). Тем самым московская власть брала под свой контроль всю законодательную и текущую административную деятельность в Великом Новгороде, а в самом городе устанавливался тот режим «совместного управления» великим князем (его князьями-наместниками) и новгородской администрацией, который ранее существовал только в отдельных волостях Новгорода.

Существенное значение для Москвы имело и взятое Новгородом обязательство не принимать к себе ни можайского князя Ивана Андреевича, ни Ивана Дмитриевича Шемякина, ни его мать Софью[893]. В Москву вернулись спустя почти полстолетия (в 1500 г.) только Семен Иванович Можайский и внук Дмитрия Шемяки Василий Иванович Шемячич, перейдя из Литвы на положение служилых князей на Руси[894]. Новгородцы обещали также вообще не «приимати» к себе никакого «лиходея» великих князей, откуда бы он ни прибежал — из «Московского княжения», из Литвы или из «Немец». Но весь строй новгородской жизни оставался прежним.

Половинчатость Яжелбицкого договора объяснялась тем, что в распоряжении Василия II не было достаточно сил, чтобы окончательно сломить сопротивление Новгорода. Позиция Пскова свидетельствовала о том, что даже в лагере союзников великого князя еще не было единства. Нужно было укрепить положение внутри великого княжества и в лагере союзников.

Весной 1456 г. умер рязанский великий князь Иван Федорович, давнишний союзник Москвы, сын дочери Дмитрия Донского. Незадолго до этого скончалась и его жена. Перед смертью князь Иван, по словам московских летописцев, «княжение же свое Рязанское и сына своего князя Василья приказал» Василию II. Воспользовавшись этим, великий князь взял восьмилетнего рязанского княжича и его сестру в Москву, а в Рязань и в другие рязанские города послал своих наместников[895]. Рязанский вопрос до поры до времени был решен.

10 июля 1456 г. Василий II «поимал» в Москве серпуховского князя Василия Ярославича и отправил его в заточение на Углич. На этот раз великий князь предпочел провести эту важную акцию в столице. Поход в удел мог привести, как показал неприятный казус с князем Иваном Андреевичем, к бегству серпуховского шурина за рубеж. Но вот сыну Василия Ярославича от первой жены Ивану и второй супруге князя все же удалось бежать в Литву (очевидно, из удела)[896]. Позднее Иван Васильевич писал, что Василий II «ял моего отца… на крестном целованьи (нарушив крестное целование. — А.З.) безвинно, а мене выгонил из моее отчины и дедины»