– Не делай этого, пожалуйста, – произнесла она, наконец. – Иначе я не знаю, для чего жить. Позволь смертью искупить свою вину, но только не прогоняй.
Я подавил тяжёлый вздох. Мне стало жалко её. Девушка с самого детства служила каким-то людям, и даже не представляла, с какой ещё целью может существовать на этом свете.
А что я мог сделать? Допустим, она говорит правду, допустим, всё так: она предала своих ради эфемерной идеи служить более сильному роду. И что теперь? До конца дней своих прятать от полиции и ОИС? Если бы я принял её на службу, по всем обычаям и законам я должен нести ответственность за её жизнь. Именно так было положено: слуга служит, господин заботится о слуге. Принесённая клятва связывала обоих узами определённого долга. А у меня и без того есть, чем заняться. Проблем хватает. Катрин – взрослый самостоятельный человек, она должна жить собственной жизнью. Мне так виделось, по крайней мере. Если она бежала от рода, зачем закабалять себя снова? Я озвучил эту мысль:
– Почему бы тебе не начать жить самой по себе? Я бы, например, не хотел остаток своих дней ходить в слугах. Что в этом хорошего? Независимость даёт гораздо более интересные перспективы.
– Для тебя, – ответила Катрин, не задумываясь. – Ты рождён править. Я рождена служить. Это моя судьба! Какой во мне прок, если я не смогу выполнять своё предназначение?
– Как бы тебе объяснить... – начал я и остановился. Нет, тут ничего не объяснишь. Да у меня и самого до недавнего времени были похожие мысли: якобы, кроме как в армии, и жизни-то настоящей нигде нет. А теперь оказалось, что есть, и не хуже, а по многим параметрам даже лучше. С другой стороны, я отлично понимал, что у Катрин мало перспектив. Кем она станет? Кухаркой или официанткой? Опустится на самое дно, лишившись всего: уважения, почёта, богатства, семьи, в конце концов.
– Привыкнешь, – закончил я, не найдя подходящих слов.
Уже окончательно рассвело, когда мы заметили вдали избы, расположенные на склоне пологого холма. Оттуда доносились мычание коров и лай собак.
Я осмотрел себя. Да уж, видок тот ещё: пальто помятое, местами грязное, а если хорошо приглядеться, можно было заметить несколько крошечных отверстий и засохших кровавых брызг. Катрин выглядела не лучшим образом: разбитая губа, синяки на лице, пальто не со своего плеча. В общем, ни дать, ни взять – бандиты с большой дороги.
Но деваться некуда. Надо было понять, где находимся и в каком направлении двигаться дальше, поэтому я оставил Катрин на дороге и дошёл до крайнего дома. Крестьянин мастерил забор. Я расспросил его. Тот хоть посмотрел на меня с подозрением, охотно рассказал, что и где есть. От деревни, где мы находились, было около семи вёрст до большого села Черновское. Через него пролегал тракт, по которому можно добраться до Оханска и Ижевска.
Крестьянин указал, в какой стороне находится Черновское, и мы с Катрин в обход деревни, чтобы не светиться лишний раз на людях, отправились в том направлении.
Вышли на грунтовку.
– Придумала уже, куда поедешь? – спросил я, кода мы отошли от деревни.
– Не знаю, – сказала она как-то безучастно.
– Хоть какие-то варианты есть?
– Пока нет.
После нашего последнего разговора она выглядела потерянной. «Наверное, должно пройти время, чтобы бывшая дружинница смирилась со своей новой судьбой», – рассудил я. Но и бросить её в таком состоянии я не мог. Как минимум, надо было убедиться, что девушка доедет до безопасного места и не попадётся в лапы полиции.
– Едем в Ижевск, – заявил я, – а там подумаю, что делать. Как только тебя устрою на новом месте, вернусь обратно. Дел невпроворот, если честно. И так пришлось потратить несколько дней.
– Спасибо, – отстранённо произнесла Катрин.
Мы и версты не протопали, как нас нагнал какой-то странный агрегат – смесь трактора и паровоза. Машина имела пузатый котёл с длинной тонкой трубой, большие задние колёса, маленькие передние. Этот паротрактор тащил доверху набитый дровами прицеп. В кабине сидел мужик лет тридцати в телогрейке и картузе.
– Э, куда? В Черновское? – окликнул он нас. – Давай подброшу. Один – в кабину, другой – на подножку.
Я забрался внутрь, Катрин поехала на подножке. В перепачканной сажей кабине имелось только одно пассажирское кресло – позади водителя, а рядом громоздился короб с углём.
Шлёпнувшись на сиденье, я возблагодарил судьбу за то, что она послала этого тракториста, и я могу немного отдохнуть. Донимала ломота в теле, какая бывает при простуде, и я даже не представлял, как бы выдержал ещё несколько часов ходьбы.
– Ты в Черновское путь держишь? – спросил я.
– Не. В Светлое. В поместье к барину дрова везу. Это маленько в другой стороне. Дотопаете. Версту всего пройти. А тута далече будет. Сам-то откель? Нездешний? Какими судьбами у нас?
– С поезда, – ответил я. – Заплутали.
– Да как же тут заплутать? Железка – вон она в трёх вёрстах. С какой станции-то? С Васюков, небось? Чего извозчика-то не вяли?
– Ага, оттуда, – кивнул я. – Говорю же, заплутали. Думали, своим ходом доберёмся.
В общем, довёз нас тракторист до перепутья и поехал прямо, нам же следовало идти ещё версту налево.
