Я лёг спать в гостевой комнате. Яков обещал разбудить, когда станет известно о прибытии людей из ОИС. И он сдержал обещание. Не прошло и трёх часов, как он меня растормошил и уведомил о поступившем звонке. За Катрин явились сотрудники.
Чувствовал я себя, казалось, ещё хуже, чем до того, как лёг спать. Голова не проходила, глаза слипались. Обычно бессонные ночи я переносил гораздо легче.
И тем не менее, я тут же сорвался и поехал на вокзал. Боялся, что не успею, что Катрин увезут раньше. Я знал: если с ней что-то случится, буду себя винить в этом до конца своих дней. Если она по-прежнему работает на Птахиных, они точно позаботятся о дружиннице – не пропадёт. А если нет... Вот тут уже вопрос сложный. Ведь что тогда получается? Она доверилась мне, а я её бросил на произвол судьбы, не защитил. Так или иначе, когда освобожу её, наши пути разойдутся. Катрин придётся уехать подальше отсюда и остаток жизни скрывать от властей. А я перестану, наконец, ломать голову над тем, за кого она. Это уже будет не моя проблема.
Прождал я несколько часов, сидя в машине и наблюдая за вокзалом. Думал даже, что не успел, и Катрин давно увезли. Ну или отправили на дирижабле. И всё же ждал. Глаза слипались, хотелось откинуться на спинку и уснуть. Часто выходил из машины и бродил взад-вперёд, пытаясь отогнать сонливость.
И всё же моё упорство было вознаграждено. Когда стемнело, к вокзалу подъехала чёрная машина, из неё вышли трое. Они вели Катрин, закованную в кандалы.
Я тут же побежал брать билет. А минут через десять уже подъехал поезд, и я стал свидетелем того, как Катрин и ещё трёх заключённых, тоже закованных в кандалы, погрузили в один из двух тюремных вагонов, прицепленных в конце состава.
Поезд стоял больше часа – после начала войны это было в порядке вещей. Я устроился на своей полке в вагоне третьего класса и ждал отправления. Чуть не уснул, но важность предстоящей операции всё же помогла держать себя в руках, хоть и рубило меня не по-детски.
С собой у меня имелся револьвер – короткоствольный, воронёный, небольшого калибра: 3,5 линии. Его было удобно носить в нательной кобуре под одеждой, а барабане помещалось аж целых семь патронов. С ним-то я и собирался отбивать Катрин от конвоиров.
Наконец поезд тронулся, остались позади городские огни. Я выждал два часа, пока все пассажиры уснут.
Слез с полки, проверил револьвер. Пора.
Из пассажирских вагонов в тюремные попасть было невозможно: путь преграждала запертая дверь. Я повязал на лицо платок, чтобы меня никто не опознал, вынул револьвер и, войдя в «энергетическое» состояние, ударом в район замка, вышиб её.
Вошёл в тамбур. На всех окнах — решётки. Открыл следующую дверь и столкнулся нос к носу с мужчиной в тёмно-синей полицейской форме. Тот держал в руках карабин.
— Бросай оружие, – приказал я, наводя на него ствол.
Конвоир растерялся. Я выхватил из его рук карабин и повесил себе за спину.
– Не двигаться! Делай, как скажу, и никто не пострадает, — проговорил я.
На миг я даже подумал, что удастся провернуть дело без кровопролития. Наивный...
Из ближайшего купе выскочил второй стражник с карабином. Грохнул выстрел. Пуля ударилась в дверной косяк. Противник стрелял с трёх шагов, и всё равно промазал – слишком торопился. Я перевёл ствол на него, нажал на спуск. По стене вагона расплескалась кровавая клякса. Стражник упал. В это время первый, видимо, решив, что успеет достать револьвер, потянулся к кобуре. Действительно, успел, но я уже взвёл курок и, направив оружие в голову конвоира, вышиб ему мозги. Кровь брызнула во все стороны, капли попали мне на руки и лицо, поскольку стрелял я почти в упор.
Каждый выстрел давал по мозгам. Заложило уши. У меня и без того болела голова, а теперь в неё словно гвозди забивали.
С другого конца вагона грянула винтовочная пальба, но в меня не попала ни одна пуля. Они врезались в дверной косяк, били стёкла в коридоре. Пули мне были не страшны, но бесконечное число попаданий я тоже выдержать не мог. Я не знал, со сколькими противниками веду бой, и как долго он продлится, так что следовало проявить осторожность: не лезть на рожон, не подставляться под пули. Не строить из себя терминатора, одним словом.
Я прижался к стене. Выстрелил в ответ.
Передо мной была распахнутая дверь купе. Я заглянул в неё, и тут же над ухом просвистела пуля. В четырёхместном купе на нижней полке сидел мужчина в полицейских штанах и рубахе, в руке он сжимал револьвер. Я выстрелил. Он – в ответ. Я снов нажал на спуск. Мужчина откинулся к стене обмяк и сполз на пол. На плече и на груди его расплывалось два кровавых пятна, а рукаве моего пальто образовалось крохотное едва заметное отверстие.
В это время с противоположного конца вагона не прекращали стрелять. Я спрятался в купе, снял с плеча карабин. Это была укороченная армейская винтовка с поворотно-скользящим затвором и семизарядным магазином.
Я выглянул с оружием наготове. В моём направлении по коридору шли двое, держа дверь купе под прицелом. В следующий миг грохнули два выстрела. Залязгали затворы. Я пальнул в ответ. Промахнулся. «Эх, – подумал я, — была бы Катрин, она бы их в считанные секунды уложила». Но Катрин сейчас сидела в одной из камер, и помочь мне ничем не могла. Так что придётся самому.
