Висрамиани - [16]

Шрифт
Интервал

Если у вас тысяча цветущих садов и радостей, то у меня тысяча горестей на сердце. Если вы так изливаетесь в песнях перед вашими возлюбленными, которые рядом с вами, и так жалостно вздыхаете, что же делать мне, не имеющему даже надежды увидеть Вис? Мне подобает стонать и взывать в урочный и неурочный час, ибо похитительница моей души не знает о моих страданиях.

Так он жаловался и бродил по винограднику с глазами, полными слез, и с израненным сердцем. Однажды, когда кормилица вышла погулять, она встретилась с ним. Когда Рамин увидел нужную ему, как душа, и желанную, как глаза, кормилицу, кровь его вскипела от радости и ланиты, ты бы сказал, облачились в рубашку макового цвета. От смущения перед кормилицей чело его увлажнилось. Как ни прекрасен был весенний сад, лик Рамина был прекраснее его в тысячу раз; раковины ушей напоминали чистое серебро; на щеках его пока еще не появились гиацинты черного цвета, а усики цвета мускуса, подобные виноградным, были похожи на чоган. Подбородок имел еще легкий оттенок камфары, губы походили на рубин, а зубы — на жемчуг; станом и ростом он был подобен колыхающемуся кипарису, на котором расцвела красная роза. Лицо Рамина было как полная луна над миром, на которую приятно смотреть. Одежда и головной убор украшали его. Он был знатного рода, известного со дней Адама. Лик Рамина был как живое солнце над землей, и сам он был преисполнен всех рыцарских доблестей.

Кому только не доводилось взирать на Рамина, тот в тот же миг жертвовал ему свое сердце. Он был знаменит и происхождением и доблестью: царский сын и брат Моабада и властитель над страной Махи. Если бы какая-нибудь волшебница встретилась с его взором, она уверилась бы и засвидетельствовала, что этот человек более силен в волшебстве, чем она; если бы фея увидела его лицо, она бы сказала: «Твоим царственным обликом ты прекраснее всех красавцев».

Прекрасноликий Рамин, лишенный души и сердца, бродил с затуманенным рассудком из-за любви к Вис. Будучи мудрее всех философов, Рамин все же заблудился на своем пути и, увидев в саду кормилицу, так обрадовался, словно обрел радости всего мира. Он поклонился ей и произнес хвалу. Кормилица, конечно, ответила на его учтивые приветствия, они поздоровались и обнялись, как старые друзья. Затем взяли друг друга за руки и пошли в уединенное место.

Они повели оживленную беседу, и этот разговор исцелил раненое сердце Рамина. Он разодрал завесу стыдливости, ибо сердце его было пленено стыдом, и сказал кормилице следующее:

— О ты, более необходимая мне, чем душа! С тобой я готов быть покорнее раба; эта встреча и разговор вернули мне жизнь! Я молю о счастье, так как ты мне — мать, а Вис— повелительница. Я всегда клянусь ее солнцем. Ей подобной, прекрасной, как солнце, происходящей из царского рода, никогда не было и не будет. Кто станет ее супругом, не будет знать печали. Ты б сказала, что она была рождена матерью для того, чтобы сжигать огнем все сердца и особенно, увы, мое сердце, которое от пыланья уподобилось алтарю огнепоклонников. Хотя я угнетен ее несправедливостью, все же пусть никогда ее сердце не будет охвачено таким огнем. Хотя счастье покинуло меня, все же пусть ей достанется счастливая доля. Я умираю, но вечно буду гореть любовью к ней, безумной любовью, и все же буду твердить: «Пусть она никогда не будет страдать, не будет проводить дни, как я. Сколько мук я перетерплю из-за любви к ней, столько радостей я прошу у бога для нее. Хотя я тяжко скорблю из-за нее, пусть она будет всегда весела!»

Все им сказанное понравилось кормилице. Выслушав его речь, она застенчиво ответила:

«Рамин, будь всегда здоровым! Дай бог, чтобы я никогда не слыхала о твоем несчастье и горе. Если ты будешь счастлив, то и нам будет хорошо, — мне и моей воспитаннице, что светом подобна луне и своей добродетелью всех радует. Ее судьба и поступки так же прекрасны, как и ее лицо. Как скручены ее волосы, пусть так будут согбены спины ее врагов. Я внимала твоей речи без смущения, ибо она привлекательна, как твой облик. Не укоряй Вис за несправедливые поступки; я не поверю, что ты знаешь о них и видел их.

Тогда Рамин сказал ей:

— Влюбленный более достоин сожаления, чем все другие несчастные, ибо его собственное сердце — его внутренний враг, и каждый день оно ищет для него позора. Иногда он вздыхает о возлюбленной, потому что она далеко, иногда он изнемогает, томимый разлукой. Сколько бы горя он ни видел из-за своей безумной любви, оно ему кажется радостью; если даже душа готова его покинуть, он не беспокоится об этом.


Притча. Какие бы несчастья ни грозили влюбленному, он избирает их по своей воле. Мысль о взаимности осушает слезы у человека и лишает его сна. Он несет бремя любви и считает горе радостью. Его удовольствие — та же горечь, и он мрачен, как сыч. Влюбленный подобен пьяному, ибо ему даже невзрачная возлюбленная кажется красоткой; в своем любовном хмелю он ни в чем не разбирается, как спящий. Тем и отличается дурное от хорошего, что когда любовь приходит к влюбленному, разум покидает его. Дьявол овладевает им и ослепляет глаза. Разум и любовь не могут ужиться друг с другом, ибо любовь покоряет разум и раскрывает все тайны.


Рекомендуем почитать
Кадамбари

«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.