Вишни для Марии - [4]

Причем Мария с самого начала знала, что ее возлюбленный несвободен, и не собиралась с ним связываться. Это ведь и правда грех. Это нехорошо, недостойно современной, самодостаточной женщины – затевать роман с женатым.

Но как-то так получилось, что они стали встречаться с Костиком. Словно сама судьба вела Марию, а не она распоряжалась своей жизнью. Возможно, все дело в одиночестве молодой еще женщины, в ее желании чувствовать себя нужной и любимой. Получать, хоть украдкой, кусочек своего счастья. Иначе без любви и жить незачем…

Ну да, они сошлись – Костик и Мария, именно тогда, когда Мария потеряла там, в Москве, всё, буквально всё, и поселилась в этой деревне окончательно.

Первая зима в Дербенево – бесконечная, с ранними сумерками, холодная, тяжелая. Марии, городскому, столичному человеку, пришлось сразу окунуться в совершенно другую среду – с паровыми котлами, замерзающими трубами, туалетом на улице; пришлось смириться с отсутствием ванны…

А она привыкла к столице, к вечерним прогулкам по центральным улицам, к походам в театр или на выставку, привыкла, что все ее проблемы быстро и сразу же решаются: коммунальные службы чинят трубы, латают дыры в крыше, чистят тротуары, сажают цветы на клумбах… Заболеешь – примчится «Скорая», влезут в дом грабители – можно вызывать полицейских.

Тут же, в Дербенево, одна надежда – на себя. Самой все делать, лично договариваться с людьми, чья помощь может тебе понадобиться…

Это все, конечно, не смертельно, и никакая не трагедия. Трагедия – это когда ночуешь под мостом, или когда становишься инвалидом. Или дети рождаются больными… Или умирает кто-то, кого любишь больше жизни.

А то, что произошло с ней, с Марией, – это не трагедия. Это просто драма. Мария жива, здорова (опять же, не надо фельдшерицу из соседнего села вызывать), молода, красива, у нее имеется собственное жилье, у нее есть работа, у нее даже возлюбленный в наличии!

– Я счастлива, я счастлива… – бормотала она себе под нос, пока шла к реке.

У реки народу было немного. Аня Соломина, ученица Марии, с какими-то девчонками («Здрасть, Марь Иванна!» – «Здравствуй, Анечка!»), двое мужиков с обгоревшими на солнце красными шеями сосредоточенно пили пиво из бутылок, и где-то вдалеке – компания с шашлыками, музыкой, приехавшая на машине.

Мария постелила полотенце на землю, заколола тяжелые волосы на затылке, сбросила с себя платье и сразу же по песчаному берегу, цепляясь за корни деревьев, спустилась в воду. Осторожно, чтобы опять же не споткнуться о какую-нибудь корягу, сделала несколько шагов вперед и поплыла.

Вода – теплая, непрозрачная, но довольно чистая. Несколько взмахов руками – и вот ты уже на середине реки. Тут расслабляться нельзя – течение сильное, того и гляди унесет, возвращайся потом.

Молодая женщина плавала и думала о том, что хорошо бы превратить эти мгновения в вечность. Это небо, это солнце, это лето… Пусть лето не закончится никогда.

Наконец, вдоволь наплескавшись, Мария повернула к берегу. Быстро вытерлась полотенцем, натянула платье и пошла прочь. Кто-то из той компании, что на машине, засвистел ей вслед. Но Мария даже головы не повернула.

Полдень. Неистово стрекотали кузнечики в высокой, пожелтевшей траве. Прожужжала пчела рядом. Мария от нее отмахнулась. Вот только что, когда вышла из воды, было прохладно, свежо, а сейчас солнце обжигает открытые плечи.

Когда она шла по улице, что вела к ее дому, надеялась – Ласунская с Рожкиной уже исчезли. Но нет, две закадычные подруги-врагини по-прежнему стояли все там же, у штакетника, разделявшего их участки. А неподалеку, у обочины, – автомобиль с откидным верхом. В нем сидел один из дачников – длинноволосый мужчина средних лет, Мария не помнила его имени, и они, все втроем, что-то оживленно обсуждали.

– Маш… Маша, поди сюда скорее! – опять замахала руками Ласунская.

Мария была вынуждена подойти.

– Ты в курсе, что твой сосед скоро приезжает? – спросила Рожкина.

– Какой сосед?

– Да тот, что слева… Владелец вишневого сада!

– А… Но я его ни разу не видела. Откуда мне знать. С Ахмедом не говорю… – пожала она плечами.

Ахмед, как упоминалось, – сторож того самого вишневого сада. Всегда злой, мрачный старик. С Машей он даже не здоровался.

– Ахмед, значит, не родственник владельца? Он действительно сторож? – с интересом спросил мужчина в кабриолете.

– И хороший сторож, – усмехнулась Мария. – Как-то видела, ходит там, за забором, с ружьем в руках…

– Дикий человек, – констатировала Ласунская. – Как будто золото охраняет. Я бы на его месте специально людей в сад пустила, пусть вишню собирают… И чего ему, жалко? Все равно ведь ягоды пропадают. Целые тонны ягод!

– Но не в этом суть, – перебила подругу Рожкина. Устин говорит, – она кивнула на мужчину в кабриолете, – что скоро приедет хозяин участка.

«Устин. Ему идет это имя. И эта машина. Странно только, что этот Устин здесь сейчас, в Дербенево, а не где-нибудь в Москве… В баре на «золотом острове», например. На веранде, с бокалом мохито…»

– Байкалов. Федор Байкалов – так его зовут, – веско произнес Устин.

«Федор Байкалов… Тоже какое-то ненастоящее имя, словно театральный псевдоним!» – рассеянно подумала Мария.