Вишенки - [17]

– Ох, Ефим Егорыч! Боязно как-то. Да и неудобно вот так, сразу, в первый день.

– Ничего, Данила Никитич, на этом мир держится. И тянуть не след.

– Ну, чему быть, того не миновать! Пошли! Только я чуток наливочки ещё выпью. Для смелости.

– Не похоже на тебя, чтобы ты дрейфил, Данилка. Вон как с панычом-то…

– Э-э, там другое. Это тебе не на штык немецкий идти, а к девчатам, понимать должен. Тут коленки подрагивают.

– Верно ты говоришь. Там привычней. Но надо идти, пошли.

Девушки всё это время неотступно глядели в окно, пытались понять, о чём так разговаривают парни. Уж точно не о видах на урожай, а скорее о них, о сёстрах речь ведут.

Глаша вцепилась в плечо Марфе, не могла унять вдруг пробивший её озноб. Старшая сестра от волнения побледнела вся. Ждали.

– Только как Бог даст, так и будет, Марфушка. Парням решать, а мы смиримся и обидок друг дружке казать не будем, хорошо? – с дрожью в голосе промолвила Глаша, не сводя глаз с парней.

– Только бы Господь надоумил их, Глашенька, а я на всё согласная. Жить-то рядышком будем, как же ругаться да злиться на сестру родную? Одной семьёю будем, Глашенька. Обговорено не раз между нами, чего ж к старому возвращаться.

– А вдруг не станут парни про нас думку думать? Что тогда, Марфушка?

– Как Бог даст. Вон, возвращаются уже. Господи! Спаси и сохрани, помоги Господи! Пресвятая Дева Мария, заступница наша, помоги!

За стол сели на прежние места, молчали.

– Вот что, девчата, – Ефим поднял голову, взглянул пристально сначала на старшую Марфу, потом перевёл взгляд на Глафиру. – Дело такое. Я скажу, а вам решать: как скажете, так тому и быть, но думка у нас такая, вот послушайте.

Данила в это время взял кувшин, наполнил наливкой чарку, молча один выпил и только после этого обвёл сидящих за столом пытливым взглядом, остановился на говорившем друге.

– Вернулись мы в пустые избы, родители нас не дождались, царствие им небесное, – продолжил Ефим, перекрестившись в угол на икону. – А жить-то надо, есть-пить надо, а нечего.

– Ну, чего ж вы так, Ефим Егорович? – Марфа перебила соседа. – Дядька Никита ещё успел и озимую рожь в прошлом годе посеять, и пшеничку по весне, картошку тоже. Чего ж Бога гневить? Мы с Глашей и рожь, и пшеницу сжали, в овине Кольцовых в снопах лежат, обмолотить осталось. Вот в предзимье и обмолотим. А картошечка ещё в поле, успеем и с ней управиться, правда? – обратилась уже ко всем за столом.

– Правильно говорит Марфа, – поддержала её сестра. – Чего ж так грустно вы говорите, Ефим Егорович? Неужто мы не поделимся друг с дружкой? Чай, не чужие, а соседи. Хороший сосед лучше брата родного.

– Правда? А я до овина так и не дошёл, – Данила заёрзал на скамейке, похлопал Гриня по плечу. – Не всё так и плохо, если так, Фимка! Молодцы у нас соседки, ой, молодцы! Что бы мы без вас делали? Давайте вот сейчас пойдём в Слободу в церковь к отцу Василию, да и обвенчаемся, а, девчата?

Ефим вначале опешил, не ожидал такой прыти от Данилки, потом всё же взял себя в руки, продолжил.

– И правда, пошли, девчата. Я, к примеру, хочу, чтобы ты, Глашенька, моею женой стала, вот, – произнёс почти на одном дыхании, и замер в ожидании ответа.

– А я тебе в ноги кланяюсь, Марфушка: не откажи, будь моею, – сказал Данила и тоже застыл, опустив голову.

– Как это? – почти в один голос промолвили сёстры, зардевшись, хотя этих слов ждали не один день, вымаливали у Господа такие предложения именно от этих женихов. – Не по-людски как-то, Господи.

– Вот так, сразу? – Глаша зажала рот ладошкой, подскочила за столом. – И без ухаживания, без сватов? Ой, Господи, что ж это, как это?

– Я не понял, Глафира Назаровна, вы против? – Ефим тоже поднялся, взял девушку за руку, повернул к себе. – Или я что-то не то сказал?

– Ой, что вы, Ефим Егорович! Всё то, всё то вы сказали. Это я так, от радости, – и убежала за ширму, упала на кровать, уткнулась счастливым, мокрым от слёз лицом в подушку.

– Ну, а вы, Марфа Назаровна, что скажете? – Данила шагнул к девушке, встал рядом.

– А я что? – Марфа посмотрела сначала на Ефима, потом на Данилу. – Я как все, – и тоже расплакалась, не зная, куда себя деть.

Данила обнял её, прижал к груди, поглаживая девушку по спине.

– Я ж о тебе даже там, на фронте, думал, вспоминал, а ты говоришь – сваты, не ухаживали. Эх вы, девчата, девчата! Куда же мы друг без друга?

Марфа кинулась за ширму к сестре.

А за столом Ефим и Данила выпили ещё по чарке наливки и, не сговариваясь, опять вышли во двор. Туда же через несколько минут пришли и сёстры. И уже во дворе порешали всё, приняли окончательные решения.

Прежде чем идти в церковь, не сговариваясь, дружно собрались, пошли на кладбище. Родителей живыми не застали, благословление их не получили, но поклониться могилкам надо, душа тянет в таких случаях на погост, туда, где лежат, нашли последний приют самые дорогие и близкие люди. Пусть с того света посмотрят, порадуются за детей своих, что уже стали взрослыми, принимают такие ответственные решения в своей жизни, как женитьба да замужество.

В Слободу идти решили не по дороге, а по тропинке вдоль речки Деснянки. Так было ближе. Хотя вдоль реки не так часто встретить людей можно, объясняться с каждым потом придётся, это главным было в выборе маршрута.