Висенте Бласко Ибаньес - [23]

"Почему вы явились такъ поздно"?

Бласко Ибаньесъ добился славы еще задолго до старости, когда могъ ею еще вполн наслаждаться, милость, которую снискали лишь очень немногіе, ибо борьба за жизнь такъ ломаетъ и подрываетъ людей, что одни остаются разбитыми, а другіе, хотя и выходятъ изъ сраженія побдителями, но такими ослабвшими и изможденными, что у нихъ не остается силъ наслаждаться побдой.

Я говорю Бласко Ибаньесу о его произведеніяхъ и замчаю съ удивленіемъ, что онъ знаетъ ихъ хуже меня. Я цитирую имена, типы, возстанавливаю цлыя сцены, а онъ пожимаетъ плечами.

"He помню"! – говоритъ онъ.

Въ его памяти сохраняются лишь главныя линіи произведеній, детали онъ забываетъ.

"Я – прибавляетъ онъ – человкъ, котораго захватываетъ только настоящее и еще больше, чмъ настоящее, будущее. Прошлое для меня не существуетъ. Я презираю и забываю его. Это помогаетъ мн, очевидно, жить, сохранять хорошее расположеніе духа. Многіе говорятъ, что я добръ. He врьте. Я ни добръ, ни золъ, я страшно импульсивный человкъ, немедленно, подъ первымъ ударомъ впечатлнія, слпо иду я туда, куда влечетъ меня ураганъ моихъ нервовъ: а потомъ не остается ничего, ни ненависти, ни сожалнія, ничего. Достаточно, чтобы надъ моей душой пронеслась мечта и все, что было въ ней, стирается.

Онъ продолжаетъ говорить просто, съ добродушной и фамильярной небрежностью. По контрасту я вспоминаю многочисленныхъ французскихъ писателей, которыхъ зналъ; вс они обращаютъ такъ много вниманія на вншность, вс они рабы мелочей, вс они такъ театральны. Бласко Ибаньесъ приписываетъ свою способность забывать не благородству своего характера, а своей сил.

– Только слабые, – продолжаетъ онъ, – вспоминаютъ по прошествіи многихъ лтъ о тхъ непріятностяхъ, которыя они испытали, потому что въ ихъ воспоминаніяхъ о вынесенныхъ страданіяхъ всегда скрыто немного страха. Воцаряется молчаніе. Маэстро улыбается.

– Вы не поврите, – восклицаетъ онъ, – что самую тяжелую дуэль я принялъ по доброт!

– По доброт? – переспрашиваю я.

– Да, по доброт характера… Мн трудно это объяснить, но это такъ. По доброт, ибо если бы я отказался драться, мой противникъ очутился бы въ щекотливомъ положеніи.

Инцидентъ меня заинтересовываетъ, онъ чрезвычайно оригиналенъ. Бласко Ибаньесъ разсказываетъ.

Лтъ восемь или девять тому назадъ, выходя изъ палаты, онъ имлъ по поводу происшедшей республиканской демонстраціи серьезное столкновеніе съ однимъ полицейскимъ офицеромъ. Такъ какъ его противникъ былъ военный и считалъ въ своемъ лиц оскорбленнымъ все офицерское сословіе, то его секунданты обставили вызовъ неслыханно тяжелыми условіями, а именно: противники должны были стрлять на разстояніи двадцати шаговъ, имя въ своемъ распоряженіи полминуты для прицла и выстрла, При такихъ условіяхъ поединокъ былъ равносиленъ убійству. Президентъ палаты рзко возсталъ противъ того, чтобы депутатъ дрался за слова, произнесенныя съ высоты трибуны, и даже угрожалъ ему лишеніемъ депутатскихъ полномочій. Ссылаясь на необычныя и ужасныя условія, его секунданты отказались явиться на мсто поединка. "Это глупость, – говорили они, – вы не должны драться".

И они были, конечно, правы.

– Но, – такъ объясняетъ Бласко Ибаньесъ свое поведеніе въ этой романической исторіи, – если бы я отказался отъ дуэли, мой соперникъ очутился бы въ неловкомъ положеніи передъ своими товарищами и могъ бы повредить своей карьер. А я не хотлъ ему нанести ущерба, я не чувствовалъ къ нему никакой непріязни.

Подумавъ, романистъ пришелъ къ заключенію, что самое лучшее – оставить все, какъ оно есть, и безъ колебанія явился на мсто поединка, приведя за неимніемъ секундантовъ двухъ свидтелей. Онъ ждалъ, пока выстрлитъ офицеръ, и пуля ударила ему прямо въ печень. Выстрлъ былъ бы смертеленъ, если бы чудеснымъ образомъ пуля не сплюснулась о пряжку кушака. Ударъ былъ такъ силенъ, что отнялъ у нero дыханіе и заставилъ его пошатнуться. Къ счастью, пуля отскочила и онъ былъ только контуженъ. Дуэль была объявлена законченной и между тмъ, какъ знаменитый врачъ Санъ Мартинъ лчилъ романиста, увряя его, что онъ въ этотъ моментъ вновь родился, одинъ изъ секундантовъ офицеръ, именно тотъ, который придумалъ варварскія условія дуэли и который годъ спустя умеръ въ дом умалишенныхъ, поспшилъ къ нему съ поздравленіемъ.

– Хорошо, очень хорошо! – воскликнулъ онъ, пожимая ему руку. Я радъ, что все такъ кончилось, потому что, доложу вамъ, я одинъ изъ вашихъ поклонниковъ и читалъ вс ваши романы. Они мн очень и очень нравятся.

Бласко Ибаньесъ просто отвтилъ:

– И захотли, чтобъ я больше не писалъ! Въ этомъ отвт сквозитъ истинный юморъ.

Маэстро закончилъ свой анекдотъ слдующимъ парадоксомъ:

– Вы видите, что можно идти стрляться съ человкомъ изъ желанія не повредить ему.

Мы перемнили тему. Я спрашиваю его:

– Мн говорили, что вы адвокатъ?

– Да, это правда!

– И вы никогда не выступали?

– Нтъ, выступалъ немного… какъ только кончилъ университетъ. Но я не люблю этой профессіи: она сухая, мелочная. Мн хочется написать романъ съ типами и сценами изъ жизни суда, которую я, къ счастью или несчастью, знаю очень хорошо.

– Когда?

– О! He знаю. Времени нтъ.