Виновный - [102]

— Точно не помню, но, скорее всего, да. Мне нужно принимать одну таблетку почти каждый день, чтобы успокоиться.

— Понятно, значит, вы признаете, что принимали успокоительное восьмого августа, пока ваш сын ходил гулять, и в то же время вы заявляете под присягой, что уверены, что он вернулся домой ровно в три часа?

— Да, я прилегла, но в тот день заснуть не получилось. Мне было нехорошо, и нужно было просто успокоиться. Я слышала, как Себастьян вернулся домой в три часа дня, и собрала перекусить. Я не спала, точно помню. Я была слишком… напряжена. Я знаю, в котором часу он вернулся домой.

— Вы любите своего сына, миссис Кролл?

— Да, конечно.

Слушая мать, Себастьян снова потянулся через стол. Дэниел заметил, что мальчик ей улыбается.

— И вы бы на все пошли, чтобы его защитить?

— На все, что угодно.

Шарлотта смотрела на Себастьяна в упор.

— Когда в понедельник к вам домой пришла полиция, вы якобы были дома, но крепко спали. Вы… отключились настолько, что даже не знали, что вашего сына забрали в участок?

— Да, в тот день я спала. Тревога часто накапливается, и в понедельник у меня совершенно не было сил. Но в воскресенье я не засыпала, и я знаю, когда он вернулся.

— Свидетель заявил, что он видел, как Себастьян дрался с погибшим на детской игровой площадке в Барнард-парке намного ближе к вечеру. Я заявляю, что вы понятия не имели, когда ваш сын вернулся домой. В тот день вы накачались лекарствами и были в отключке.

— Это неправда. Я слышала предыдущего свидетеля. Возможно, он видел не Себастьяна. Это мог быть кто-то другой. Я знаю, что в тот день я не спала. У меня был нервный приступ. Я не смогла бы заснуть, даже если бы попыталась. Он вернулся домой в три часа, я в этом уверена.

— Нервный приступ. Уверен, что так оно и было, миссис Кролл, именно нервный приступ. Сколько миллиграммов валиума вы приняли восьмого августа?

Шарлотта кашлянула:

— Десять. Мои таблетки только по десять миллиграммов, и иногда я откусываю половину, но в тот день я приняла целую.

— И вы ждете, что мы поверим, что после десяти миллиграммов валиума вы были в сознании, не говоря уже о том, чтобы соображать, который час?

— Я принимаю противотревожные средства уже довольно давно. Десять миллиграммов оказывают на меня седативное действие, но не более того. Спросите моего врача, он подтвердит, что меньшие дозы меня даже не успокаивают. Я уверена в том, что мой сын вернулся домой в три часа дня.

Дэниел улыбнулся и выдохнул. Джонс закончил допрос, и Шарлотта вернулась на свое место. Ее локти по-прежнему торчали в стороны, словно острые крылья. Она бросила быстрый взгляд на Себастьяна с Дэниелом. Дэниел повернулся к ней и сказал одними губами: «Вы справились».

После короткого перерыва настало время для патологоанатома со стороны защиты. Защита с самого начала сдала позиции — с показаниями Берда и утверждением обвинения, что Себастьян страдает расстройством из спектра Аспергера, но Дэниел считал, что свидетельство Шарлотты позволило кое-что отыграть. Просить ее дать показания было рискованно. Это было важно, чтобы подтвердить алиби мальчика, но ее нестабильное эмоциональное состояние и невнимательность волновали и Ирен, и Дэниела. И тем не менее Шарлотта справилась на «отлично». Она честно признала, что принимает таблетки и что не может избавиться от тревоги, и Дэниел чувствовал, что ее статус в качестве алиби был сильнее, чем свидетельство Рэнкина о второй драке между мальчиками, которую тот якобы видел позже того времени, когда, по заявлению Себастьяна, он уже вернулся домой.

Когда после заседания Дэниел встретился с Ирен и Марком, она, казалось, растеряла всю свою уверенность. Сняв мантию, она мерила шагами комнату для персонала, где стояли шкафчики, чтобы барристеры могли переодеться.

— Денни, мы вряд ли выстоим. Этот чертов психолог все нам испортил.

Белоснежная стойка ее воротника еле заметно подрагивала отворотами, придавая словам выразительность; рука лежала на бедре, между бровями — две аккуратные черточки.

— Нам нужно что-то еще, — сказала Ирен.

— У нас есть возможность вызвать судебно-медицинского эксперта, но ты ведь не будешь этого делать.

— Необходимости больше нет, мы же обратили Уотсона. Его капитуляция стоит любых заявлений нашего эксперта.

— Есть еще кое-кто, кого они до сих пор не слышали, — заметил Дэниел.

Ирен круто обернулась. В ее взгляде сквозило напряжение.

— Ты имеешь в виду, поставить перед судом Себастьяна? Все зашло слишком далеко, нам уже не позволят. Защита в полном разгаре.

— Ты можешь подать официальное прошение судье?

— Могу, — ответила Ирен, — но вряд ли он его одобрит. Ты действительно считаешь, что Себастьян справится?

— Возможно.

— И ты думаешь, нам это поможет? Хотя… я и сама об этом думала. Не позволяя ему дать показания, мы уменьшаем его шансы. Нужно, чтобы присяжные его поняли, особенно после того, как обвинение подкинуло им синдром Аспергера, наркозависимость матери и этот болезненный интерес. Если он не заговорит, их воображение уже не остановишь…

— Согласен, все ждут его версии событий. Дальше молчать ему нельзя, это сработает против него.