Виноватых нет - [26]

Мама Сельцова вздохнула.

— Выходит, прав Виктор, я плохая мать.

— А он хороший, ага, — разозлилась я. — Воспитатель хренов, чуть что — по башке. Разве так ведёт себя нормальный отец?

— Ты много знаешь нормальных отцов?

— Знаю некоторых…

И я рассказала маме Сельцова про своего отца. Елена Анатольевна слушала меня с печальной улыбкой. А потом сказала:

— Есть такая пословица: в каждой избушке свои погремушки. Тебе кажется, что в той семье всё идеально, потому что ты там был в гостях. А изнутри это всё по-другому смотрится.

Я вдруг почувствовала жуткую усталость. А ещё — беспомощность. Передо мной сидел взрослый человек, который верил, что все люди живут плохо. И убедить его обратном не представлялось возможным.

А Елена Анатольевна увидела, что у меня испортилось настроение, и сказала:

— Видишь, ты сам всё понимаешь.

Она встала, явно думая уже о чем-то другом. Я быстро, пока она не ушла, спросила:

— Если у нас теперь будет всё по-новому, можно, я сделаю в комнате перестановку?

— Перестановку? — удивилась Елена Анатольевна. — Зачем? У тебя так хорошо…

— Это тебе кажется, что хорошо, — терпеливо объяснила я. — Потому что ты в этой комнате не живёшь. А изнутри это всё смотрится совсем по-другому. Ужасно неприятно сидеть спиной к открытой двери.

— Да? — мама Сельцова задумалась. Она не узнала собственную фразу в моём исполнении. — Сделай, если хочешь. Только не сейчас. Поздно уже мебелью греметь. Люди внизу наверняка уже отдыхают.

— Хорошо.

Елена Анатольевна отсутствующе кивнула и вышла, прикрыв за собой дверь.

Я плюхнулась на диван и вытащила из кармана мобильник. Запустила «аську» и сразу получила три сообщения. От отца, от Машки и один запрос авторизации. В нём значилось: «я это ты. Привет».

Я добавила Сельцова в список контактов, и он тут же написал: «Как там?». Я ответила «Нормально» и прочла сообщения от Машки и папы. Папу интересовало то же, что и Сельцова. А Машка сообщала, что завтра её переводят в нормальную палату, в которой можно навещать. Я, конечно же, пообещала прийти. А что было делать? Мы с ней перекинулись ещё парой фраз, и Машка отключилась — всё-таки она больная и должна спать. Хотя сама она уже жалуется, что ей не разрешают гулять в парке. Сумасшедшая. Радоваться надо, что в коридор выпускать начали… Я ей написала об этом, она похихикала и вышла из «аськи».

Хорошо, что Машка не обиделась на то, как Игорь-я рявкнул на неё. Даже не спросила, в чем дело. Может быть, потом спросит, если вспомнит. И тогда я скажу…

А что я скажу?

Я зажмурилась и попробовала представить, как восприняла бы Машка всю эту историю. И поняла, что не знаю, поверит она или нет.

Вот так, дружу с человеком третий год и не могу решить, можно ли ему доверить не сплетню об однокласснице, и не обидку, о которой уже через неделю не вспомню, а настоящую серьёзную проблему.

Похоже, я ничего про Машку не знаю…

А папа с Игорем требовали отчета. Я написала, что не могу с телефона чататься на два окна и попросила их совместиться за одним компом. Судя по тому, что ответил мне Игорь, они засели в бывшей моей комнате.

Я коротко пересказала события и добавила: «Скажи лучше, что будем делать завтра».

«А что завтра?»

«Классный час», — начала сердится я.

«Это пусть тебя не волнует, — тут же ответил Игорь. Быстро он набирает, почти как я. — Ты натворила дел? Теперь моя очередь».

Финальный бой

С утра зарядил дождь. Обычно в такую погоду у меня на душе тоже становилось пасмурно. А сегодня как-то всё равно. Я ждала классный час, как ждут на вокзале поезда — терпеливо и спокойно.

Вообще эмоций у меня было мало. Может быть потому, что я просто не выспалась.

Легла я не поздно, но после разговора с мамой Игоря стала думать о своей маме. Я долго вспоминала всякие моменты, как они общаются с папой, как мама говорит со мной. И размышляла.

Вот они живут с папой много лет. И всё у них хорошо. Никогда не ссорятся, голос друг на друга не повышают. Если возникают какие-то проблемы, не делают вид, что всё в порядке, а идут к папе в кабинет и разговаривают. Папа почему-то никогда не разбирает проблемы в спальне. Говорит, что она не для этого. Кажется, я только сейчас поняла, на что он этим намекает и почему так странно улыбается. Раньше я никогда не думала, любят ли они с мамой друг друга. Любовь — это в кино бывает, у молодых. А родители — просто родители. Они должны меня любить. Так я думала до сегодняшнего дня.

Но вот оказалась в семье, где нет самого простого — спокойствия. И, кажется, его нет именно потому, папа и мама друг другу не нужны.

А любит ли Игорь родителей? Судя по тому, как он на меня вызверился, маму любит. А отца?

Я снова подумала о своей маме.

Уже очень скоро она приедет из командировки. И я даже не смогу её обнять. Потому что она очень удивится, если какой-то мрачный парень полезет к ней с нежностями. А Игорь-я вряд ли сможет обнять незнакомую женщину.

Папа, конечно, что-нибудь придумает. Пусть он не может решить проблему в целом, он ведь не Бог и не это, как он сказал… Миростроение? Нет, не так… Мироздание. Но жизненные ситуации он разруливает на высшем уровне. И всё равно. Маме не расскажешь всё как есть, значит, придётся врать. А если она догадается? Хотя никто не догадался, только папа. Парадоксальное мышление всё-таки…