Винный сноб. Подогретое вином приключение - [5]

Если мои вкусовые рецепторы и отправляли мозгу какое-то послание, когда я пила вино, то оно явно было закодировано. Мозг идентифицировал лишь несколько слов: «О, вино! Ты пьешь вино!»

Но настоящий знаток прочтет в том же послании историю о тосканском бунтаре, который послал ко всем чертям итальянские правила виноделия и посадил у себя на участке французский сорт — «каберне-совиньон». Или о сумасшедшем мастере-виноделе из Ливана, который на протяжении всех пятнадцати лет гражданской войны, прячась от танков и артобстрелов, продолжал создавать свое превосходное вино. Один глоток может поведать историю о развивающемся законодательстве какой-нибудь страны или о ленивом работнике, который плохо вычистил винные бочки. Органы чувств энофилов раскрывают перед ними более наполненный мир, в котором из вкусов и запахов рождаются истории чьей-то жизни, чьи-то мечты и целые экосистемы.

Собственная невосприимчивость к подобного рода нюансам начала сводить меня с ума. Теперь, слушая разговоры друзей о новом кофе холодного приготовления в Starbucks или о редкой плитке органического сортового шоколада, я начала в нашей гастрономической культуре замечать парадоксальную тенденцию. Мы одержимы идеей поиска наилучшего рецепта приготовления того или иного блюда либо напитка: составляем маршруты путешествий, тратим огромные деньги на дегустационные меню, покупаем экзотические ингредиенты, гоняемся за свежайшими продуктами. Но при этом мы не учимся правильно чувствовать вкус. «Мы нация людей без чувства вкуса», — писала М. Ф. К. Фишер в 1937 году, и, судя по всему мной увиденному, это критическое замечание до сих пор не утратило актуальности.

На смену первоначальному журналистскому любопытству вскоре пришла более личная и глубокая обеспокоенность. Я все чаще ловила себя на мысли, что существование в сугубо техническом мире, где рельефность и фактурность историй и жизненных ситуаций всегда сглаживалась глянцевой одинаковостью мониторов, перестала меня устраивать. Чем больше я узнавала, тем более ограниченным и незаполненным начинал казаться мне собственный крошечный уголок обитания. Мне стало мало просто писать о сомелье: возникло непреодолимое желание стать такой, как они.

Как же мне научиться находить в вине то, что находят в нем эти люди? Как они достигли такого уровня профессионализма: исключительно благодаря практике, или им посчастливилось родиться с особой мутацией генов, обеспечившей нечеловеческую остроту обоняния?

Я всегда считала, что повышенная чувствительность — это врожденная особенность, а не приобретенный навык. Примерно как небывалый «размах крыльев» непревзойденного Новака Джоковича. Но оказалось, что природный талант вовсе не обязателен. Перейдя с безудержного поглощения видеороликов из YouTube на здоровый рацион научных исследований, я обнаружила, что тренированность носа и языка зависит в первую очередь от тренированности мозга.

Вот только большинство из нас его не тренирует. Давным-давно нас ввели в заблуждение признанные авторитеты, начиная с Платона, считавшего обоняние и вкус второстепенными чувствами, и теперь большинство людей не знает о них самого элементарного (да еще и путает их между собой). Мы не всегда правильно определяем, каким именно органом чувствуем тот или иной вкус (подсказка: это не только рот). И даже точное количество существующих вкусов нам неизвестно (а их явно больше привычной пятерки). Мы привыкли считать, что по остроте обоняния человек уступает остальным обитателям царства животных (хотя новейшие исследования доказывают обратное). Мы фактически игнорируем два из пяти чувств, данных нам для того, чтобы воспринимать и обрабатывать информацию об окружающем мире.

Я жаждала перемен; мне не терпелось выяснить, чего же я не знаю о жизни и о вине. Сомелье, с которыми я общалась, рассказывали, что обучение дает им массу преимуществ, начиная с того, что позволяет находить новые радости в повседневной рутине, и заканчивая тем, что дает возможность при дегустации вина доверять своим ощущениям и не поддаваться давлению высокой стоимости и именитого бренда. Кажется, все мы могли бы обогатить свой жизненный опыт, если бы научились подмечать ту сенсорную информацию о мире, которую обычно упускаем из виду. Мне до зуда хотелось попробовать.

* * *

Эта книга рассказывает о годе моей жизни, проведенном среди сумасшедших фанатов ароматики, ученых, охотников за редкими бутылками вина, повелителей запаха, подвыпивших гедонистов, виноделов-революционеров и самых честолюбивых в мире сомелье. Это не руководство по покупке вина и не ода традициям его употребления. Здесь мы будем рассуждать о том, почему в этой отрасли, по словам одного винного экономиста из Принстонского университета, столько «ерунды и абсурда». Но если отмести ту самую ерунду, останутся простые и бессмертные истины, значимость которых распространяется далеко за пределы гастрономического мира.

Это не столько путешествие от виноградной лозы до бокала (хотя будут и отдельные зарисовки о виноделии), сколько путь от бокала до пищевода — в дикий мир одержимости вином и любви к нему во всех его формах и со всеми изъянами. Это исследование нашей связи с напитком с 8000-летней историей, занимавшим почетное место на столе египетских фараонов, бедных крестьян, русских царей, магнатов с Уолл-стрит, добропорядочных родителей из мирных пригородов и китайских студентов. Готовьтесь отправиться за кулисы обеденных залов мишленовских ресторанов, на разгульные вакханалии, во времена первых ресторанов, а также внутрь томографических сканеров и научных лабораторий. Попутно вы познакомитесь с безумцем, который изнурял меня работой, с заядлым энофилом, который меня учил, с коллекционером бургундского, который пытался меня соблазнить, и с ученым, который сам меня изучал.