Винный склад - [32]

— Такъ что ничего больше не будетъ говорить отецъ священникъ?

— Думаю что ничего.

— Хорошо… И мы можемъ идти?

Сеньоръ Ферминъ, поговоривъ съ дономъ-Пабло, обернулся къ группе работниковъ, хлопая въ ладоши. Пусть себѣ улетаютъ! Торжество кончилось для нихъ. Они могутъ идти слушать другую обѣдню, видѣться со своими женами; но къ ночи пускай всѣ возвратятся на виноградникъ, чтобы пораньше утромъ приступить къ работѣ.

— Возьмите съ собой восковыя свѣчи, — добавилъ приказчикъ, — хозяинъ даритъ ихъ вамъ, чтобы ваши семьи сохраняли ихъ, какь воспоминаніе.

Работники стали дефилировать передъ Дюпономъ съ потушенными свѣчами въ рукахъ.

— Весьма благодарны, — говорили нѣкоторые изъ нихъ, поднося руку къ шляпѣ.

И тонъ ихъ голоса былъ такой, что окружавшіе Дюпона не знали, не обидится ли онъ.

Однако донъ-Пабло все еще находился подъ вліяніемъ волнующихъ его впечатлѣній. Въ господскомъ домѣ началисъ приготовленія къ банкету, но онъ не будетъ въ состояніи ѣсть. Какой великій день, друзья моя!.. Что за чудное зрѣлище! И глядя на сонмы работниковъ, двигавшихся по винограднику, онъ давалъ своему восторгу свободный выходъ.

Вотъ образчик того, чѣмъ должно было бы быть общество, — господа и слуги, богатые и бѣдные, соединенные всѣ въ Богѣ, любящіе другъ друга по-христіански, сохраняя каждый свое положеніе и ту часть благосостоянія, которымъ Господу было угодно одѣлить его.

Виноградари шли поспѣшно, нѣкоторые бѣжали, чтобы оказаться впереди товарищей и раньше другихъ прибыть въ городъ. Еще наканунѣ вечеромъ ихъ семьи ждали ихъ въ Хересѣ. Поденщики провели всю недѣлю, мечтая о субботѣ, о возвращеніи домой, чтобы почувствовать тепло семьи послѣ шести дней общей скученности.

Это было единственное утѣшеніе бѣдняковъ, печальный отдыхъ послѣ трудовой недѣли, а у нихъ украли ночь и утро. Имъ оставалось всего лишь нѣсколько часовъ: когда стемнѣетъ они должны вернуться въ Марчамало.

Выйдя изъ владѣній Дюпона и увидѣвъ себя на большой дорогѣ, у людей развязался языкъ. Они остановились на минуту, чтобы устремитъ взглядъ на высоту холма, гдѣ вырисовывалисъ фигуры дона-Пабло и служащихъ конторы, казавшихся теперь крохотными вслѣдствіе большаго разстоянія.

Самые юные изъ виноградарей смотрѣли съ презрѣніемъ на подаренную имъ свѣчу и прислоняя ее къ животу, двигали ею съ цинизмомъ, поворачивая ее вверхъ, къ холму.

— Вотъ тебѣ!.. воть тебѣ!..

Старики же разражались глухими угрозами:

— Чтобъ тебя кинжаломъ въ бокъ, ханжа-мучитель! хотъ бы тебя задушили, грабитель!..

И Дюпонъ, съ высоты охватывавшій взоромъ полнымъ слезъ свои владѣнія и сотни своихъ работниковъ, остановившихся на дорогѣ, чтобы, какъ онъ думалъ еще разъ поклониться ему, дѣлился впечатлѣніями со своими союзниками.

— Великій день, друзья мои! Трогательное зрѣлище! Міръ, дабы въ немъ все шло хорошо, долженъ быть организованъ сообразно со здравыми традиціями… Вотъ такъ, какъ его торговая фирма!..

V

Въ одну субботу вечеромъ Ферминъ Монтенегро, выходя изъ конторы, встрѣтилъ дона-Фернандо Сальватьерру.

Маэстро направлялся за городъ для продолжительвюй прогулки. Большую часть дня онъ занимался переводами съ англійскаго языка, или же писалъ статьи для идейныхъ журналовъ — занятіе, приносившее ему необходимое для него питаніе хлѣбомъ и сыромъ и позволявшее ему, кромѣ того, помогать еще и товарищу, въ домикѣ котораго онъ жилъ, и другимъ товарищамъ не менѣе бѣднымъ, которые осаждали его, часто прося поддержки во имя солидарности.

Единственное его удовольствіе послѣ дневной работы была продолжительная прогулка, длившаяся въ теченіе нѣсколькихъ часовъ, до наступленія ночи, почти что цѣлое путешествіе, причемъ онъ неожиданно появлялся на мызахъ, отстоявшихъ отъ города на разстояніи многихъ миль.

Друзья избѣгали сопровождать въ его экскурсіяхъ этого неутшимаго ходока, который считалъ ходьбу наиболѣе дѣйствительнымъ изъ всѣхъ лѣкарствъ, и говорилъ о Кантѣ, ставя въ примѣръ ежедневныя четырехчасовыя прогулки философа, благодаря которымъ онъ и достигъ глубокой старости.

Зная, что у Фермина нѣтъ неотложныхъ занятій, Сальватьерра пригласилъ его пройтись съ нимъ. Онъ шелъ по направленію въ равнинамъ Каулина. Дорога въ Марчамало нравилась ему больше и онъ былъ увѣренъ вътомъ, что старый товарищъ приказчикъ встрѣтитъ его съ открытыми объятіями; но знал о чувствахъ, питаемыхъ къ нему Дюпономъ, онъ не желалъ быть причиной какихъ-либо непріятностей для своего друга.

— И ты также, юноша, — продолжалъ донъ-Фернандо, — подвергаешься опасности выслушать проповѣдь, если Дюпонъ узнаеть, что ты гулялъ со мной.

Ферминъ пожалъ плечами. Онъ привыкъ къ порывамъ гнѣва своего принципала и оченъ скоро послѣ того, какъ услышитъ его негодующую рѣчъ, забываетъ ее. Кромѣ того, онъ уже давно не бесѣдовалъ съ дономъ-Фернандо и прогулка съ нимъ въ этотъ прекрасный весенній вечеръ доставитъ ему большое удовольствіе.

Выйдя изъ города и пройдя вдоль оградъ маленькихъ виноградниковъ съ ихъ дачками, окруженными деревьями, они увидѣли раскинувшуюся передъ ихъ глазами, словно зеленую степь, равнину Каулина. Нигдѣ ни одного дерева, ни единаго зданія.

Равнина тянулась до самыхъ горъ, затушеванныхъ разстояніемъ и прикрывающихъ горизонтъ, тянулась пустынная, невоздѣланная, съ однообразной торжественостью запущенной земли. Почва заросла густой чащей вереска, а весна оттѣняла темную его зеленъ бѣлыми и красными цвѣтами. Лопухъ и чертополохъ, дикія и антипатичныя растенія пустырей, громоздили по краямъ дороги колючія и задирчивыя свои произрастанія. Ихъ прямые и колеблющіеся стебли съ бѣлыми помпонами и гроздьями замѣняли собой деревья въ этой плоской и монотонной безпредѣльности, не прерываемой ничѣмъ волнистымъ. Разбросанныя на далекихъ разстояніяхъ, едва выдѣлялисъ, словно черныя бородавки, хижины и сторожки пастуховъ, сдѣланныя изъ вѣтокъ и столь низенькихъ, что они казались жилищами пресмыкающихся. Махая крыльями, уносились вяхири въ высь радостнаго вечерняго неба. Золотыми каймами окружались облака, отражавшія заходящее оолнце.