Винета - [57]

Положение было слишком угрожающим и не давало молодым людям возможности объясниться или обменяться хоть несколькими словами. Ванда повелительно обратилась к нападающим. Вольдемар, плохо понимавший по-польски, разобрал только, что она приказывала и угрожала им, но безуспешно; ответы звучали грубо и грозно; лесничий топнул ногой, по-видимому, отказываясь повиноваться.

— Довольно, Ванда! — тихо проговорил Вольдемар, — дело дошло до борьбы, вы не можете больше сдерживать ее. Отойдите! Дайте мне место, чтобы защищаться.

Графиня не послушалась и осталась на своем месте; она знала, что единственное спасение Нордека в ее непосредственной близости. Лесники еще не решались их трогать, но приближался момент, когда и это средство спасения будет невозможным.

— Отойдите, графиня! — раздался голос лесничего, — посторонитесь, или я буду стрелять и в вас! — и он поднял ружье.

Ванда видела, как он поднес руку к курку, и, не помня себя от страха за жизнь Вольдемара, бросилась к нему на грудь, прикрывая его своим собственным телом. Раздался выстрел, на который в тот же момент ответил револьвер Нордека. Лесничий с глухим стоном упал на пол. Пуля Вольдемара попала в цель; он сам и Ванда остались невредимыми; движение молодой девушки, которым она хотела оградить его от смертельной опасности, спасло их обоих.

Все это произошло так быстро, что никто из присутствующих не успел принять участия в этой борьбе. Теперь все увидели лесничего, лежавшего на полу, и молодого хозяина с оружием наготове. Наступила мертвая тишина, никто не шевелился.

После выстрела Вольдемар оттеснил Ванду на свое, до некоторой степени защищенное, место, стал впереди нее и одним взглядом оценил создавшееся положение; он был окружен, выход прегражден, его револьверу противостояли шесть заряженных ружей. Если бы дело дошло до борьбы, то он и Ванда погибли бы. О защите нечего было и думать; здесь могла помочь только смелость, может быть, безумная, но, тем не менее, это средство следовало испытать.

Вольдемар выпрямился во весь рост и, оттолкнув рукой дула двух ближайших ружей, стал среди нападающих.

— Долой оружие! — крикнул он во весь свой мощный голос, — я не допускаю неповиновения в своих владениях. Вот видите, тут лежит первый, попытавшийся ослушаться! Всякого, кто вздумает подражать ему, постигнет та же участь. Опустите ружья, говорю вам!

Люди как бы окаменели от изумления и молча глазели на своего хозяина, который остался невредимым; никогда не дававшая промаха пуля Осецкого не задела его, тогда как лесничий лежал на полу, пораженный в самое сердце. В том движении, с которым отшатнулись от Вольдемара ближайшие лесники, был заметен оттенок суеверного ужаса; они медленно опустили ружья. Его безумно смелая попытка закончилась полным успехом.

Тогда молодой Нордек обернулся и, взяв Ванду за руку, тем же повелительным голосом произнес:

— А теперь дайте дорогу! Посторонитесь!

Некоторые из лесничих не двинулись с места, но передние нерешительно отступили, и проход к двери освободился; никто не произнес ни слова противоречия, и все молча пропустили Вольдемара и графиню. Нордек знал, что он лишь на несколько минут отсрочил опасность, что она еще усилится, как только лесники опомнятся и осознают превосходство своих сил, но вместе с тем он понимал, что малейшее проявление страха могло быть губительным, а потому медленным шагом вышел из дома.

Там ожидали сани, и смертельно бледный от страха кучер поспешил им навстречу. Выстрелы привлекли его к окну, и он, вероятно, видел все происшедшее. Вольдемар быстро усадил в сани свою спутницу, а затем вскочил сам, отрывисто проговорив:

— Трогай!.. до тех деревьев шагом, а потом как можно скорее в лес!

Кучер повиновался. За несколько минут они достигли деревьев, а затем лошади помчались во весь дух. Вольдемар все еще держал в одной руке револьвер со взведенным курком, внимательно глядя по сторонам, а другой крепко обхватил Ванду. Только когда они отъехали на значительное расстояние от лесничества, и опасность посланной вдогонку пули исчезла, он обратился к своей спутнице. Тут он заметил, что рука молодой девушки в крови, и, только что с невозмутимым спокойствием шедший навстречу опасности, побледнел как полотно.

— Пустяки! — проговорила Ванда, спеша предупредить его вопрос, — вероятно, меня задела пуля Осецкого; я только сейчас это почувствовала.

Вольдемар выхватил платок и помог ей перевязать руку. Он хотел заговорить, но молодая графиня безмолвно повернула к нему свое смертельно бледное личико; на нем было такое умоляющее выражение, что Нордек промолчал и произнес только ее имя, но в этом слове выражалось больше, чем в самом страстном объяснении. Его глаза искали ее взгляд, но напрасно — она больше на него не смотрела.

— Не надейтесь ни на что, — глухо и еле слышно, наконец, проговорила она, — вы — враг моего народа, а я — невеста Льва Баратовского.

Глава 20

Происшествие в пограничном лесничестве, окончившееся смертью лесничего Осецкого, не могло остаться скрытым и, конечно, вызвало большое волнение в Вилице. Это открытое столкновение с кровопролитием было крайне неприятно княгине. Управляющий и доктор Фабиан были очень встревожены, а все служащие разделились на два лагеря: одни поддерживали княгиню, другие — Вольдемара. Это событие крайне осчастливило только одного человека: это был асессор Губерт, как раз находившийся в это время у Франка. По делам службы ему пришлось отправиться в замок и допрашивать хозяина; обо всем этом Губерт мечтал уже давно, а потому с изумительным усердием принялся за следствие. На следующее же утро он поехал в лесничество, чтобы допросить лесников, но нашел дом уже пустым; они предпочли избежать ответственности и переправились через границу.