Винчестер - [10]

Шрифт
Интервал

 - В древности фейерверки помогали душам людей вознестись на небо, - наставительно сказал я.

 - Только что туда чуть не вознеслась моя собака, - заметила она, почесывая твари за ухом, - пойдем, Дик...

 - Пошли, - согласился я.

 - Тезки, значит,мать вашу, - отметила девушка.

 - Раз мы почти познакомились, я приглашаю вас на свой день рождения!

 Она с недоверием взглянула на мою фуршетную скамейку.

 - Один? На улице… Почему?

 - Я только что приехал, еще никого здесь не знаю, - как можно жалостливее развел я руками, - вот и приходится... Но теперь у меня есть вы.

 Женское сердце дрогнуло.

 - Ну...валяй...

Глава 7. Искра

 Ее звали Искра. «Шутишь?» «Папуля постарался. Он у меня социалист-пролетарий. В честь большевистской газеты назвал... Так что журналистика – моя карма с рождения». «Ты журналистка?» «Ну да... А тебя как в Питер занесло?»

 Услышав мое вдохновенное вранье о путешествующем журналисте, она оживилась и тут же принялась расспрашивать о разъездах и приключениях.

 В ответ на намек о продолжении банкета она вдруг пригласила в гости, в квартирку, что перешла ей от бабушки-с-дедушкой. А я вдруг понял, что пьянею не от выпитого, а от ее алкогольного голоса, смеха, резких шуток и близости.

**

 Ее жилье оказалось на первом этаже (кто-то во мне одобрительно кивнул). Она звякнула ключом, и я с порога оказался в Книжном Царстве.

 Казалось, что из высокоученых книг здесь было все - от учебника по квантовой динамике до Фроммма и Кьеркегора. Редкие пятна пространства, не занятые книгами, украшались экзотическим хламом: темными африканскими масками, большими рогатыми раковинами, кусками мутного горного хрусталя и прочими волшебно-бесполезными вещами. Однокомнатную тесноту оснастили зеркальными шкафами, раздвигающими пространство, а кухню превратили в уютный рабочий кабинет с компьютерным столиком. Здесь жили люди с тараканами в голове, и мне это нравилось.

  - Искра, а кто у тебя бабушка с дедушкой были?

 - Ученые, - она возилась на кухне с вином, - ты голоден?

 - Неа..., - я рассматривал стеллаж, где на полках собралось целое воинство классиков ужасов: Эдгар По соседствовал с Лавкрафтом, а на ДВД сосредоточилась полная антология ужасников восьмидесятых.

 - Искра, а у тебя кто ужасы любил, бабушка или дедушка? - крикнул я.

 Она появилась на пороге комнатки с бокалами в руках.

 - Это моя коллекция ваще-то...

 Расхохоталась, с интересом наблюдая, как я краснею.

 - Бабушка химиком была. В советских школах все учителя химии и биологии были обязаны преподавать атеизм.

 Искра кивнула на одну из полок, открывавшуюся пухлым томом «Справочника юного атеиста»:

 - Меня тоже безбожницей вырастить собирались. Но, видно, слишком сильно хотели...

 Она улыбнулась.

 - Кто-то дамские романы под пледом читает. А я на ужасах повернута... Глупо, да?

 - Замечательно, - сказал я, - и как тебе, кстати, последнее новье… как его… а, "Паранормальные явления"?

 Сморщилась.

 - Чушь... Жалкая китайская подделка "Ведьмы из Блэр".

 - Позволю себе с вами не согласиться, коллега, - поправил я на носу воображаемые очки, - в "Ведьме" ужас делали по рецепту готического романа. А именно: происходящую жуть всегда можно объяснить совершенно рациональными причинами, но вот в "Явлениях"...

 - За это мне нравятся японцы, - перебила она, - у них бывают гениальные фильмы. Гениальные тем, что в некоторых из них зло - бессмысленно. Не в качестве наказаний за грехи и прочих наивных доказательств спорного существования справедливости. Зло просто есть, без причины - и этого вполне достаточно для сюжета...Как в жизни…

 Мы проговорили с ней полночи. Обсудили Анну Рэдклиф и Мэри Шелли. Промыли кости "Зловещим мертвецам". Помянули бессмертных Крюгера и Вурхиса. Раскритиковали новое за хорошо забытое старое…

 - Вот черт, - она, наконец, взглянула на часы, - похоже, ты опоздал на метро. Примерно три часа назад....

 Я скромно согласился.

 - Придется тебе на коврике в прихожей...

 Я смиренно кивнул.

 - Подозрительная покладистость, - Искра усмехнулась, - на кресле-диване тебе постелю...


 Она долго плескалась в душе. Вошла в комнату и погасила свет. Я затаил дыхание и отвернулся к стенке, уткнувшись в мигом раскалившуюся от дыхания подушку.

 - И ты не будешь ко мне приставать? - удивилась Искра.

 - Ну... понимаешь... - я мямлил, как великовозрастный девственник, но ничего не мог с собой поделать. Мне почему-то казалось, что превратить сегодняшнюю встречу в повод для случайного секса значило поставить на ней жирную точку.

 Я хотел многоточие.

 - Как бы... на самом деле...

 Она расхохоталась.

 - Отвернись, - скомандовала, отсмеявшись. Я перевернулся на другой бок, слушая шорох шелка, скользящего по коже.

 - Можешь поворачиваться, - сказала Искра.

 Ее тело пело. Источало белую мелодию, как свет. Чтобы не оглохнуть от ее наготы, я зажмурился. Шагнул, дотронулся - и мир словно утонул в парном молоке.

 **

 Она с удовольствием угощала меня своими кошмарными фильмами. Если выдавался общий выходной, мы смотрели по фильму перед завтраком, обедом и ужином. Утром меня ждала немая хоррор-классика 20-30 годов. Ее черно-белые актеры отчаянно жестикулировали, принимали вычурные позы и выразительно гримасничали в камеру. Над кровопролитными сюжетами я хохотал от души. Искра злилась.  Но упрямо продолжала пичкать старинными ужасами.


Еще от автора Александр Валентинович Кудрявцев
Небо славян

Война пришла на порог дома князя Ратмира и его обедневшего рода Железных Волков. Нужно старую крепость с горсткой людей от стаи викингов оборонять. Ночная нечисть вместе с зимними холодами просыпается.Много испытаний ждет того, кто не побоится принять вызов морского конунга в плаще из человеческой кожи. Весело и страшно будет тому, кто полюбит ворожею.Но молодой воин Ратияр, сын Ратмира, знает – трудная судьба необходима, чтобы ее побеждать.


Время секир

Чтобы вернуть имя и землю, Ратмир из рода Железных волков должен в одиночку противостоять целой армии северян. Викингов, как говорят, ведет неуязвимый ярл, вернувшийся из преисподней на корабле из ногтей мертвецов. Но как идти в бой воину, у которого открылась странная способность: чувствовать чужую боль, как свою? И может ли проклятие ратника, не дающее убивать, оказаться даром?