Винценц и подруга важных господ - [8]
Альфа. Но я любила тебя!
Винценц. Да, то-то и оно: я тебя тоже любил. Тогда на пароходе ты еще не исчезла, еще стояла там, прямая, маленькая, а я уже решил... ну, что ли... порвать наш обет. Вот как я тебя любил!
Так любил, что каждый куст, каждая лающая собачка в известном смысле были как бы частицей тебя. Ты понимаешь, о чем я, ведь и ты любила меня именно так. Становишься как бы бестелесным, просто облачком в прозрачной прозрачности, где другие люди и вещи тоже как бы просто облачка. Понимаешь речь гор и долин, вод и деревьев, ведь и сам говоришь с другим не словами, а только счастьем бытия, словно вы оба - маленькие царапинки, соседствующие в бесконечности. В итоге уже ни кусочка хлеба съесть невозможно, просто жуешь их и жуешь как молитвенная мельница.
Я тогда был на вершине этого счастья - когда уезжал. И вдруг я сказал себе, это Кати - в ту пору тебя еще звали не Альфой, - так вот, я сказал себе, что никак нельзя называться Кати или Винценц и постоянно пребывать в этаком состоянии.
Альфа. Здесь ни одна душа не знает, как меня звали! Будь добр, не забывай об этом!
Винценц. Кроме Хальма, который как раз в ту пору ухаживал за тобой. Разве я был не прав? Черт его знает, что это за состояние. Одно ясно: его можно запечатлеть в камне, как Бернини запечатлел пораженную стрелою небес святую Терезу, или в стихах, но только не в плоти и крови. Куда уходит это неземное? И тут меня вдруг осенило: куда оно уходит, туда я и загляну! Я отправился за моей любовью; заранее, так сказать.
Альфа. Тебе нужна была вера. (Усаживает его рядом с собой.)
Винценц (отстраняясь). Подбросить шапку как можно выше? Вдруг бы она попала в поле тяготения луны и не вернулась, и мне бы пришлось лететь за нею?
А помнишь, Альфа, кто это сказал впервые? И помнишь - когда? За два дня до отъезда? А помнишь ли, кто не хотел бросать шапку? И к какой луне она вскорости улетела? Оглядываясь назад, не могу отделаться от ощущения, что ты уже тогда колебалась между мною и достопочтенной планетой господина Апулея-Хальма.
Альфа (берет его за руку). Ты слишком много требовал... По тем временам.
Винценц (снова высвобождаясь). Нет, Альфа, ты была права! Видишь ли, в итоге я потом тоже раз-другой подбрасывал шапку, а через несколько недель на землю, хлопая крыльями, плюхнулась гусыня.
Тут есть некая трудно постижимая связь. И говорить об этом я способен только с тобой, больше ни с кем. Где бы и у кого бы я впоследствии ни находился, я всегда чувствовал: говорить об этом я хочу только с тобой, ведь ты помнишь, какими мы были тогда. В странствиях меня не оставляла мысль: мы одновременно сбились с дороги и потому отыскать ее могли бы только сообща.
Альфа. Но как насчет сегодня? Ты же сказал, что на твое возвращение надо смотреть и с нынешних позиций?
Винценц (улыбаясь). Как я сказал? С нынешних позиций?.. Ну да. Все правильно... Слушай, Кати (берет ее за руку), значит, для девушки... и жизнь, и надежда волнующе туманны, будто видишь их сквозь матовое стекло? Я только нынче это и понимаю, позднее-то стекла везде и всюду выбивают. Осколки, пустые рамы. (Притягивая ее к себе.) Все это мне ужас как надоело. А ты... ты тоже несчастлива?.. Лишь то... что не завершилось... тогда между нами... еще прикрыто волшебным стеклом. Последним. Давай и его разобьем.
Целуются. Обнявшись, идут к алькову. По дороге присаживаются на оттоманку.
Альфа (озабоченно). Ты не очень развоображался оттого, что я тебя люблю? Это совершенно неважно.
Винценц. Ты, наверно, немножечко любишь этого Бэрли?
Альфа. Ах, Боже мой, ну что это такое?
Винценц. Вот именно. Ничто. Деньги - ничто, пока они, будто в каменных клетках, заключены в акциях, предприятиях и тому подобном. Я изобрел замечательную штуку. Ни один человек о ней еще не знает. Тебе первой расскажу. Мы станем много, много богаче Бэрли. Представляешь себе, что значит быть богатым?
Альфа. Разве в Бэрли есть что-то особенное?
Винценц. Господи! Да рядом с нами он просто нищий! Официант, который поневоле бережно несет поднос с рюмками, а вот мы шваркнем этот поднос на пол, коли заблагорассудится, потому что у нас тотчас же будет другой... Ты ведь слыхала, что в азартных играх есть система?
Альфа. Но, Винценц, это же полная чушь!
Винценц. Конечно, то, что ты слыхала, наверняка чушь; я все эти игорные системы знаю как свои пять пальцев, опыта у меня предостаточно. Все это сплошь дилетантские эксперименты, идущие вразрез с теорией вероятности. Потому-то мы, математики, и говорим, что "система" вообще невозможна. А теперь внимание: то, что я сейчас скажу, тебя наверняка неизвестно. У одного знаменитого ученого есть две работы, посвященные этой проблеме и доказывающие, почему реальные цифры повторов, полученные в результате любого эксперимента, отклоняются от так называемого расчетного "математического ожидания". А они действительно отклоняются. Например, в рулетке длинная серия случается гораздо реже, чем показывает расчет математического ожидания. Об этом ты слыхала?
Альфа (как честолюбивый ребенок). Конечно, только забыла на минутку.
Винценц. В общем, это факт. И на такой основе можно внести поправки в математические расчеты, верно?
Роман «Человек без свойств» — главное произведение выдающегося австрийского писателя XX в. Роберта Музиля (1880–1942). Взяв в качестве материала Австро-Венгрию накануне первой мировой, Музиль создал яркую картину кризиса европейского буржуазного общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роберт Музиль - австрийский писатель, драматург, театральный критик. Тонкая психологическая проза, неповторимый стиль, специфическая атмосфера - все это читатель найдет на страницах произведений Роберта Музиля. В издание вошел цикл новелл "Три женщины", автобиографический роман "Душевные смуты воспитанник Терлеса" и "Наброски завещаний".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роберт Музиль (1880–1942), один из крупнейших австрийских писателей ХХ века, известен главным образом романом «Человек без свойств», который стал делом его жизни. Однако уже первое его произведение — роман о Тёрлесе (1906) — представляет собой явление незаурядное.«Душевные смуты воспитанника Тёрлеса» — рассказ о подростке, воспитаннике закрытого учебного заведения. Так называемые «школьные романы» были очень популярны в начале прошлого века, однако Тёрлес резко выделяется на их фоне…В романе разворачивается картина ужасающего дефицита человечности: разрыв между друзьями произошел «из-за глупости, из-за религии».