Вилла Рубейн - [15]

- В этом, несомненно, замешан мужчина, - вставил Сарелли.

- Кто знает, - промолвил герр Пауль.

- Что собирается делать Б. ? - спросил Дони.

- Он любит ее, - сказал герр Пауль. - Он человек решительный и вернет ее. Он сказал мне: "Я буду следовать за ней, куда бы она ни поехала, пока она не вернется". И он исполнит это, у него твердый характер; он будет следовать за ней, куда бы она ни поехала.

Мистер Трефри одним глотком допил свое одно и сердито обсосал ус.

- Она сделала глупость, выйдя за него замуж, - сказал Дони. - У них не было ничего общего; она ненавидит его всеми фибрами души. И она лучше его. Однако, убегая подобным образом, женщина ничего не выигрывает. И все же Б. лучше поторопиться. А что думаете вы, сэр? - обратился он к мистеру Трефри.

- Что? - сказал мистер Трефри. - Откуда мне знать? Обратитесь к Паулю, он у вас главный моралист, или к графу Сарелли.

- Если б она была мне дорога, - бесстрастно произнес последний, - я скорее всего убил бы ее... а в противном случае... - Он пожал плечами.

Наблюдавшему за ним Гарцу вспомнились его слова за обедом: "Это дикие звери. Я б их растерзал". Гарц с интересом смотрел на этого спокойного человека, который делал столь свирепые заявления, и думал: "Надо бы написать его".

Герр Пауль вертел в руках бокал.

- Существуют семейные узы, - сказал он, - существует общество, существуют приличия: жена должна быть при муже. Б. поступает правильно. Он должен ехать за ней; быть может, сначала она не вернется; он последует за ней; она станет думать: "Я беспомощна, я смешна!" Женщина не способна долго сопротивляться. Она вернется. Она снова будет с мужем, общество простит, и все будет в порядке.

- Черт возьми, Пауль, - проворчал мистер Трефри, - великолепная способность аргументировать!

- Жена есть жена, - настаивал герр Пауль. - Муж имеет право потребовать, чтобы она была с ним.

- А что вы скажете на это, сэр? - спросил Дони.

Мистер Трефри дернул себя за бороду.

- Принуждать женщину жить с мужем, если она не хочет? Это подло.

- Но, дорогой мой, - воскликнул герр Пауль, - что вы в этом понимаете? Вы же не были женаты.

- И слава богу! - ответил мистер Трефри.

- Но вообще-то говоря, сэр, - сказал Дони, - если муж будет позволять жене делать все, что ей заблагорассудится, то что же это получится? Что станет с брачными узами?

- Брачные узы, - проворчал мистер Трефри, - дело великое! Но, доктор, провалиться мне на этом месте, если травля женщины когда-либо помогала укреплению брачных уз!

- Я думаю не о себе, - горячился герр Пауль, - я думаю об обществе! Существуют приличия!

- Порядочное общество еще никогда не требовало от мужчины, чтобы он попирал собственное достоинство. Если я обжегся на женитьбе, которую предпринял на свой страх и риск, то при чем здесь общество? Думаете, я буду скулить и просить у общества помощи? А что касается приличий, то мы бы чертовски выгадали, если бы перестали носиться с ними. Предоставьте это женщинам! Я и гроша ломаного не дам за тех мужчин, которые в подобных обстоятельствах говорят о своих правах.

Сарелли встал.

- Но честь, - сказал он, - ведь есть еще честь!

Мистер Трефри уставился на него.

- Честь! Если преследование женщины и есть ваше представление о чести, то... я его не разделяю.

- Значит, вы простили бы ее, сэр, что бы ни случилось, - сказал Дони.

- Прощение - это другое дело. Этим пусть занимаются ханжи. Но преследовать женщину! К черту, сэр, я не сноб! - И, хлопнув по столу ладонью, он добавил: - Об этом даже говорить протиюно.

Сарелли развалился на стуле и стал ожесточенно крутить усы. Гарц поглядел туда, где прежде сидела Кристиан, и встал.

"Если бы я был женат!" - вдруг подумал он.

Герр Пауль таращил глаза, посоловевшие от выпитого, и все бормотал:

- Ну, а долг перед семьей!

Гарц потихоньку вышел в сад. Луна, словно сказочный белый фонарь, горела на лиловом небе; тлели редкие звезды. Воздух был теплый, но вдруг от снежных гор пахнуло холодом. От этого Гарцу захотелось разбежаться и прыгнуть. Сонный жук опрокинулся на спину, Гарц перевернул его и наблюдал, как он побежал по травинкам.

Кто-то играл "Kinderscenen" {Сцены детства (нем.).} Шумана. Гарц остановился послушать. Музыка звучала в лад его мыслям, обволакивала; в ночи, казалось, звучали девичьи голоса, а надежды и грезы, порожденные тьмой, возносились к горным вершинам, невидимым, но близким. Между стволами акаций мелькали белые платья. Это прогуливались Грета и Кристиан. Он направился к ним; в лицо бросилась краска, он почувствовал, как его с головой захлестнуло сладостное чувство. И вдруг он в ужасе остановился. Он влюблен! А ведь еще ничего не сделано, еще столько предстоит сделать! Не устоять перед парой красивых глазок! Белые платья уже скрылись из виду. Он не даст себя опутать, он подавит в себе это чувство! Гарц пошел прочь, но с каждым шагом сердце его болезненно сжималось.

За углом дома, в тени стены, стоял, прислонившись к дереву, итальянец Доминик. Он был в расшитых домашних туфлях и курил длинную трубку с вишневым чубуком. Типичный Мефистофель во фраке. Гарц подошел к нему.