Вилла Пратьяхара - [44]

— Никакой он не загадочный. Типичный клерк, офисная крыса. Правда, из высшего состава. Не коренной парижанин, сам, скорее всего из сельской местности, уж больно широка кость. Вырос на полях, лугах, где-нибудь на Луаре, но давно перебрался в столицу и теперь его в Пэи-де-ля-Луар никаким калачом не заманишь, последний раз был там лет семь назад, на похоронах бабки. Работает в офисе неподалеку от Сената, все как полагается — с четырехметровыми потолками, лепниной, бронзовыми люстрами и тяжелыми зеркалами. Отдельный кабинет, секретаршу не трахает. Поселился один, тоже с лепниной, непременно в шестнадцатом округе, а то, быть может, и в шестом или восьмом, с него станется. Постоянной подружки нет со времен Сорбонны. Ездит на гоночной машине, вполне вероятно красного цвета. И ничего особенного он тут не делает. То же, что и все мы.

— А что мы все тут делаем? — я замечаю, что бурная фантазия шведки, и, особенно, потрясающая в себе уверенность начинают меня слегка раздражать.

— А как ты думаешь?

— А как тут можно думать? Просто приехали на два-три месяца отдохнуть.

— Милочка! Помилуй, не занимайся самообманом! Люди не отдыхают по два-три месяца. — Шведка неожиданно понижает голос и шепчет мне на ухо: — Мы все здесь прячемся.

Я незаметно вытираю кулаком слегка оплеванную ею щеку.

— И от чего же мы все тут прячемся?

— Кто от чего, но в целом все от одного и того же — от «той» жизни, от «реальной»… А по мелочи, у каждого свои ничего не значащие нюансы. Я вот — прячусь здесь от старости, например. А от чего ты — тебе виднее.

Внимательно изучив свои ногти, я тушу сигарету в пепельницу и прихожу к выводу, что либо шведка обладает редким даром стопроцентно портить мне аппетит, либо жизнь моя зашла в такую точку, где каждая вторая тема в считанные минуты выводит меня из себя. С сожалением отодвинув от себя тарелку с остывшими таглиателле, я поднимаюсь уходить, но Ингрид успевает ухватить меня за локоть.

— Погоди! Полиция пришла! Вон у дверей, видишь? Я же говорила, это убийство! Значит будет и расследование!

Я покорно опускаюсь обратно на стул. К нашему столу и впрямь немедленно подходят Лучано и мелкий таец в мешковатой форме цвета хаки, над воротником-стойкой маской застыло серьезное рябое лицо с хитроватыми азиатскими глазками. Не желая привлекать внимания обедающих, они почти шепчутся — глупая и запоздалая предосторожность, все взгляды все равно обращены на них.

— Это вы нашли тело? — обращается полицейский к нам с Ингрид.

Я киваю, соглашаясь за двоих. Шведка молчит и под столом кладет ладонь мне на колено.

— Полиция очень просит разрешения немного поговорить с вами, если вы, разумеется, не возражаете, — Лучано мнет салфетку в руках, глядя на нас с надеждой. Отказывать в чем-либо тайскому следствию ему не хочется, хотя шумиха вокруг убийства, вытаптывающие газон коротконогие полицейские и допросы гостей — плохая реклама для отеля.

Я опять киваю, но полицейский по-армейски разворачивается на каблуках к Ингрид и, почему-то игнорируя меня, грубо приказывает ей одной:

— Тогда — вы! Пройти со мной!

Мое колено под ладонью Ингрид мгновенно становится влажным. Отвернувшись от тайца, она неожиданно визгливо обращается к Лучано:

— Почему я?! Мы были с ней вместе! Почему я одна должна? Он груб, и вообще… я… я не понимаю его английский!

Лицо оскорбленного тайца немедленно наливается кровью.

— Именем короля!

Люди замирают за своими столиками, и даже француз слегка наклоняет голову, прислушиваясь к начинающемуся скандалу.

— Я вас умоляю. Не здесь… Отойдемте на кухню, пожалуйста! — морщится Лучано и молитвенно складывает ладони у груди, но очень подозрительно неожиданно впавшая в панику шведка отрицательно машет головой:

— Я никуда без нее не пойду! Мы вместе нашли тело! Она моя подруга. И… и адвокат!

— Я — адвокат?! — удивляюсь я.

Теперь уже все подозревают Ингрид. В конце концов, она оказалась на месте преступления первая, и нормального объяснения, что она делала на крошечном пятачке между забором и задней стеной писательского бунгало, нет. Старушка, кажется, понимает это, и еще крепче вцепляется в мою ногу.

— Да, ты! Ты же говорила, ты просто забыла! Ты адвокат!

— Но я…

— Пожалуйста, не здесь, — стонет Лучано.

— Именем короля, вы немедленно идти со мной!

— Я не пойду! Они дикие! Я не буду подписывать никаких показаний на тайском! Я фильм смотрела, и там тоже был допрос, принесли показания, на тайском, и…

— Ингрид, я тоже его смотрела. Там все было по-другому… Не надо так волноваться. Вам вредно. Вас никто ни в чем не подозревает…

— Следствие ничего не знать, следствие подозревать сейчас абсолютно всех!

— О, боже!.. Вы слышали этого идиота?! Он меня подозревает! Да я…

— Ингрид, он же сказал всех, а не вас лично!

— Нам следует все-таки отойти отсюда на кухню! Не здесь же… Я умоляю…

— Я быть вынужден вас арестовать, если вы не идти со мной немедленно! Вы мешать королевскому следствию!

— Арестовать?! О-о-о…

За поднявшейся суетой и нарастающими стонами и криками никто не замечает возникшего за спиной полицейского француза, пока его ясный и спокойный голос не вмешивается в разговор: