Вилла на холме - [4]

Эдгар знал, как любила Мэри ездить на своем автомобиле по окрестностям города, и, поскольку, по обыкновению англичан, считал всех иностранцев преопаснейшими людьми, навязал ей свой револьвер и взял с нее обещание класть его в сумочку, выезжая из дому.

— Повсюду полно голодных батраков и нищих бродяг, — убеждал он Мэри. — У меня не будет ни минуты покоя, пока я не буду знать, что в крайнем случае у вас будет чем себя защитить.

Чиро подошел к машине, чтобы открыть гостю дверцу. Эдгар Свифт извлек из кармана пятидесятилировую бумажку и вручил ее лакею.

— Послушай, Чиро, я на несколько дней уезжаю и сегодня вечером не смогу проводить синьору. Так что проследи, пожалуйста, чтобы она, уходя из дому, взяла с собой револьвер. Она мне это обещала.

— Хорошо, синьор, — отозвался Чиро.

Глава 2

Мэри занималась своим лицом. Нина стояла за ее спиной, с интересом наблюдая за ее действиями и то и дело давая непрошеные советы. Горничная довольно долгое время прожила с семьей Лионард и недурно говорила по-английски, Мэри же за пять проведенных на вилле месяцев научилась объясняться по-итальянски, так что они могли свободно общаться.

— Как, по-твоему, Нина, достаточно я нарумянилась?

— У вас такой прекрасный цвет лица, что я не могу понять, зачем вы вообще пользуетесь румянами.

— Там, куда я еду, все дамы будут буквально разрисованы ими. Если я не последую их примеру, хотя бы в малой степени, то буду казаться бледной как смерть.

Мэри надела вечернее платье и кое-какие украшения, которые уже привыкла носить, а затем устроила на голове довольно забавного вида маленькую шляпку, которая, однако, была очень модной. Для этого званого обеда надо было одеться именно так. Предполагалось, что общество соберется в новом ресторане на берегу Арно, где очень хорошо готовили и гости к тому же могли, сидя на открытой веранде, вдыхать душистые ароматы июньской ночи и любоваться великолепным видом на высвеченные луной живописные старинные здания на другом берегу. Старая княгиня где-то разыскала певца с казавшимися ей уникальными вокальными данными и хотела предложить гостям его послушать.

Мэри взяла в руки свою сумочку.

— Ну вот, я готова.

— Синьора, вы забыли револьвер.

Мэри засмеялась:

— Глупая ты, я ведь и хотела его забыть. Зачем он нужен? В жизни не стреляла из револьверов и боюсь их до смерти. У меня ведь нет даже разрешения носить оружие, так что, если его у меня найдут, не оберешься неприятностей.

— Вы же обещали синьору.

— Синьор просто выжил из ума.

— Это бывает со всеми мужчинами, когда кто-нибудь вскружит им голову.

Мэри отвернулась. Подобные темы она обсуждать не желала. В Италии прекрасные слуги, преданные и не боящиеся тяжелой работы, но бесполезно надеяться, что они не в курсе ваших дел. Так что молодая женщина прекрасно знала, как хотелось Нине поговорить с нею о ее сердечных делах и обсудить их во всех подробностях.

Открыв сумочку, она сказала горничной:

— Ладно. Клади сюда эту гадость.

Чиро уже подвел машину к подъезду. Мэри купила эту двухместную малолитражку с откидным верхом по приезде на виллу и намеревалась перед отъездом ее продать, сколько бы за нее ни предложили. Сев за руль, Мэри осторожно проехала по узкой аллее, миновала железные ворота виллы и выехала на извилистую проселочную дорогу, по которой добралась до ведущего во Флоренцию шоссе. Включив свет в салоне, она взглянула на часы. Времени, как оказалось, у нее было в избытке, так что она сбавила скорость. Нечто подсознательное удерживало ее от этой поездки — по-настоящему, ей хотелось пообедать в одиночестве на террасе виллы. Ей доставляло такое огромное удовольствие обедать там июньскими вечерами, когда брезжил еще дневной свет, а потом оставаться за столом и ждать, пока постепенно ее обоймет ночная прохлада. Все это вызывало у молодой женщины чудесное ощущение покоя, но не той бездумной праздности, что сродни летаргическому сну, а действенного, трепетного покоя, состояния, в котором ум ее активно работал, а чувства живо откликались на ход размышлений. Возможно, было что-то в самом тосканском воздухе, которым так легко дышалось, который возбуждал человека так, что даже физические ощущения воспринимались как нечто одухотворенное. Он навевал такие же эмоции, как музыка Моцарта, мелодичная и веселая, но с меланхолическим подтекстом, музыка, приводящая слушателя в такое блаженство, что душа его, кажется, освобождается от земных уз и на несколько волшебных мгновений воспаряет над жизненной суетой и бренностью, растворяясь в небесных сферах Гармонии и Красоты.

— Глупо туда ехать, — сказала Мэри вслух. — Зря я не отказалась сразу, как только выяснилось, что Эдгара там не будет.

Да, конечно, ехать туда было глупо. Надо было ей остаться дома и спокойно все обдумать — в ее распоряжении ведь был весь вечер. Хотя Мэри давно догадывалась о намерениях Эдгара, до сегодняшнего утра она не была уверена, что он когда-нибудь наберется решимости заговорить об этом, и потому до самой последней минуты считала излишним обдумывать, какой же ему дать ответ. Пусть уж лучше все выйдет само собой, по настроению. Что ж, теперь он высказался, но она ощущала еще большую, чем обычно, просто безнадежную нерешительность.