Вилла «Грусть» - [30]

— Да нет… — сказал я.

Он шел впереди меня, и мои глаза ни на минуту не отрывались от красного огонька. Кругом ни одной лампочки. Я вытянул руки, чтобы не налететь на стену.

— Ивонна в первый раз встретила молодого человека из хорошей семьи. Он резко засмеялся и прибавил хрипло: — Так-то вот, братец ты мой.

Обернувшись ко мне, он опять схватил меня за руку. Красный огонек оказался у самого моего лица. Мы постояли молча.

— Она и так уже наделала много глупостей… — тяжело вздохнул он. — А тут еще эти съемки…

Я не видел его лица, но до сих пор ни в одном человеке не замечал такого смирения и усталости.

— И ведь ей ничего не втолкуешь… Все равно что ее отцу, Альберу… — Он опять повел меня за руку, все сильнее ее сжимая. — Я вам это рассказываю, потому что вы славный… Вежливый…

Наши шаги гулко отдавались в пустоте. Я не мог понять, как он умудряется находить дорогу в таких потемках. Если я отстану, то заблужусь здесь навеки.

— Может, вернемся? — сказал я.

— Дело в том, что Ивонне всегда хотелось жить не по средствам. А это так опасно… Так опасно. — Он отпустил мою руку, и, чтобы не потеряться, я ухватился за полу его пиджака. Его это не смутило. — В шестнадцать лет она ухитрялась накупать тонны косметики… — Он ускорил шаг, но я крепко держался за его пиджак и не отставал. — С соседями не зналась, а все ходила в «Спортинг». Вся в отца.

Свет трех горящих лампочек ослепил меня. Он отошел куда-то влево и нащупал на стене выключатель. Щелчок — и прожекторы под потолком ярко осветили все помещение, оказавшееся при свете еще огромней.

— Простите, дружочек, они включаются только здесь.

Мы очутились в самом дальнем углу гаража. Несколько американских машин выстроились в ряд. Старый автобус фирмы «Шоссон» на сдутых шинах. Слева от нас была застекленная мастерская, окруженная кадками с деревцами, похожая на оранжерею в саду. Здесь пол был усыпан гравием, а по стене полз плющ, обвивавший беседку со столиком и плетеными стульями.

— Ну как вам мой уголок, дружочек?

Мы подвинули себе стулья и сели друг напротив друга. Облокотившись о стол, он положил подбородок на ладони. Вид у него был измученный.

— Здесь я отдыхаю, когда умаюсь копаться в моторах. Это мой садик… Видите эти неприкаянные железяки? — Он указал на американские машины и автобус «шоссон» у себя за спиной. И отмахнулся, словно от надоедливой мухи. — Жуть, когда твоя работа тебе вдруг осточертеет.

Я изобразил на лице недоверчивую улыбку.

— Но…

— А вам ваша работа не надоела?

— Нет вроде, — сказал я, не совсем понимая, о какой работе он говорит.

— Конечно, в юности за все берешься со страстью, с энтузиазмом. — Меня поразило, как ласково он на меня поглядел при этих словах. — С энтузиазмом… — повторил он вполголоса.

Мы сидели за столиком, такие крошечные по сравнению с гигантским гаражом. Здесь, среди кадок с деревцами плюща, мы оказались в странном оазисе среди общего запустения: ожидающих починки автомобилей (у одного из них не хватало крыла) и ржавеющего автобуса. Свет прожекторов был тоже холодным, но не желтым, как в коридоре и на лестнице, по которой мы поднялись с Ивонной. Нет, скорее серебристо-голубым. Ледяной серебристо-голубой свет.

— Хотите мятной настойки с водой? Больше мне вас нечем угостить.

Из застекленной мастерской он принес два стакана, бутылку мятной и графин с водой. Мы чокнулись.

— Иногда, старина, я думаю: и дался же мне этот гараж. — В тот вечер ему явно хотелось излить кому-нибудь душу. — Великоват он для меня, — и он развел руки в стороны. — Сначала исчез Альбер… Потом моя жена… А теперь вот Ивонна…

— Но она же часто навещает вас, — возразил я.

— Редко. Она, видите ли, снимается в кино. Тоже мне, Мартина Кэрол.

— Но она станет второй Мартиной Кэрол, — убежденно сказал я.

— Да ну… Не говорите глупостей. Она слишком ленива.

Мятная с водой попала ему не в то горло, он поперхнулся. И закашлялся, да так, что побагровел. Еще, чего доброго, задохнется. Я хлопал его по спине до тех пор, пока кашель не прекратился. Он посмотрел на меня с признательностью.

— Довольно скулить, правда, дружок? — прохрипел он сдавленно, так что я не столько расслышал его слова, сколько угадал их. — Вы славный мальчик… И вежливый.

Кто-то хлопнул дверью. Далекий звук эхом отразился от стен. На том конце гаража, далеко-далеко от нас, захлопнулась дверь гостиной. Я увидел Ивонну, с рыжими распущенными волосами по пояс. От нас она выглядела совсем крошкой, лилипуткой. Собака доходила ей почти до плеча. Она казалась нам маленькой девочкой с огромным псом, до тех пор пока не подошла поближе, и я навсегда запомнил ее такой.

— А вот и она, — заметил дядюшка. — Не пересказывайте ей нашего разговора, ладно? Пусть это останется между нами.

— Ну разумеется.

Мы не отрываясь смотрели на приближавшуюся девушку. Пес бежал впереди, показывая ей дорогу.

— Какая она сейчас маленькая, — заметил я.

— Да, совсем маленькая, — отозвался дядя. — Ивонна — ребенок… Трудный ребенок.

Увидев нас, она помахала рукой. Закричала: «Виктор, Виктор!» — и мое выдуманное имя гулко отдавалось от стен огромного гаража. Наконец она села за стол между мной и дядей. Она немного запыхалась.